Маркус с сомнением смотрел на своего тестя.

– Но ведь в этом направлении бесплодно бьются уже десятки лет?

– «Бьются» ни шатко, ни валко. Пару миллионов сюда, пару миллиардов туда. Больше вложено в моторы для «Формулы-1», в кошачий корм или в бритвенные лезвия, чем в термоядерные исследования. – Ванг положил руку на плечо зятю. – Вы теперь – молодая семья, вы должны поначалу побыть вместе. Но через полгода или около того… Подумай. Я как раз сейчас завариваю эту кашу. И знаешь, где? В Китае. Там сейчас многое изменилось. Старые бетонные головы вымерли, а новые вожди мыслят жёстко экономически. У меня там уже участок с лучшими условиями, с минимальным налогообложением, с доступом к мастерским и поставщикам. В скором времени я снова полечу туда: надо согласовать ещё множество деталей договора. Но это будет ведущий в мире центр исследований, поверь мне. Там мы будем строить будущее.

Позднее к ним пришла Эми-Ли, и они говорили уже только о ребёнке, который тоже вскоре проснулся и заплакал, требуя материнского молока. В конце концов Ванг простился.

И Маркус ощутил, как в его жилах, словно наркотик, снова загорелся прежний, сладкий голод по великому и грандиозному.

Прошла первая неделя привыкания, не самого лёгкого. Чудесная, крошечная малышка нещадно вырывала их из сна по нескольку раз за ночь, выпутывалась из пелёнок и раскрывалась, наполняла свои подгузники странными продуктами, вязкой массой, клейкой, как смола, которая насилу оттиралась лишь с огромным количеством детского масла и громадным расходом бумажных салфеток. Едва они научились управляться с этой массой, как за ней последовал жидкий стул, который размазывался по всему телу, источая невероятную вонь и требуя немедленного купания.

Запасы комфортабельных памперсов с удобными липучками быстро подходили к концу. Их, как объяснила Эми-Ли, тоже было трудно достать, даже за большие деньги. В обозримом времени придётся возвращаться к матерчатым пелёнкам.

– Я обзвоню всю округу, может, удастся раздобыть хотя бы прокладки из целлюлозы, – со вздохом сказал Маркус.

То были трудные дни и изнурительные ночи, и казалось, что один ребёнок создаёт слишком много проблем для троих взрослых. А потом Берниче пришла пора возвращаться в Сиэтл; долгая и полная по новым временам опасностей поездка, хоть Ксяо и отвёз её до остановки автобуса, а автобусы сопровождали вооружённые охранники.

Но и без Берниче они как-то выдержали первый день. Вечером, когда Джой Кэролайн наконец уснула, Эми-Ли пришла к Маркусу в кабинет, где он расположился со своими документами и чертежами, не слишком, впрочем, далеко продвинувшись за эти дни.

– Привет, муж, – сказала она и упала в старое кожаное кресло.

– Привет, жена.

Она взглянула на лежащие перед ним бумаги.

– Ведь именно этого ты и хотел, не так ли? «Other people's ideas», которые ты осуществишь при помощи «other people's money».

Маркус кивнул.

– Только на сей раз мне не обойтись без пары по-настоящему хороших собственных идей. И спасут ли они положение, – в этом я как раз начинаю сомневаться.

Она наморщила лоб.

– Почему так?

Он указал на телефон.

– Я тут много названивал. И результат… Ведь плёнка для остракции – продукт высоких технологий. А хай-тек на последнем издыхании. Недостаток энергии, недостаток спроса, что там ещё? – Он подвинул к себе блок с записями. – Фирмы, которая в своё время изготовила этот кусок плёнки для моего отца, давно не существует. И некому её заменить. Исходных материалов не найти, и, как я выяснил, машины, на которых можно было эти исходные материалы произвести, тоже больше не раздобыть.

Эми-Ли нахмурилась.

– Плохо дело.

– Концепция гениальная, – сказал Маркус, – но мы слишком поздно спохватились. Технические возможности упали настолько, что такую пленку больше не производят.

Министр экономики защищал своё решение приостановить использование стратегических резервов нефти. Он следовал рекомендациям Международного агентства по атомной энергии.

– Это не имеет смысла, – объяснял он кучке журналистов, – поддерживать на прежнем уровне расход бензина за счёт всё большего использования запасов. Придётся приспосабливаться к новым условиям, их не обойти.

Последовал ливень вопросов, из которых выделялись такие слова, как «разъездная работа», «дорога на работу», и «транспортные расходы».

– Вот что я вам скажу: если мы продолжим использование резервов, каверны нефтехранилищ к концу года опустеют. И что тогда? Что нам делать, если и у полиции больше не будет бензина? У вооружённых сил? Если надо будет строить электростанцию – и не будет дизельного топлива для строительных машин?

Пополнение резервов, объяснил он, невозможно. Для этого потребовались бы закупки в таких масштабах, что цена нефти именно из-за этого сразу бы выросла.

– Таково положение дел на сегодня, – добавил он. – Надо подождать, что принесут нам те разнообразные проекты, которые ведутся во всём мире. Уже в июле на нашем рынке появится угольный бензин, он разгрузит положение с обеспечением. В Канаде приступили к промышленной разработке нефтеносного песка бухты Атабаска…

Это, конечно, был проект, вызвавший большие споры. В теории нефтеносный песок канадской провинции Альберта представлял собой месторождение, по величине второе в мире после саудовских – а может, и вообще самое крупное, – однако добыча нефти из перемазанного битумом песка требовала такого гигантского количества пресной воды, химикатов, а также энергии, что критики говорили о заведомой крупномасштабной экологической катастрофе с весьма сомнительной к тому же доходностью. Когда по телевизору показывали картинку чудовищных карьеров вдоль реки Атабаска, казалось, что видишь чужую планету или кошмар.

Цены на бензин продолжали расти, в чём бульварная пресса обвиняла поочерёдно правительство, нефтяные концерны или «шейхов». Первое преодоление отметки в пять евро за литр бензина «супер» антиглобалисты восприняли как повод устроить на площади перед зданием рейхстага праздник под девизом «Forget Globalization!»

– Рост цен на нефть – это конец глобализации! – заявила многочисленным камерам привлекательная, одетая в соответствии с ранними летними температурами пресс-спикер мероприятия. – Только дешёвая нефть допускала дешёвые перевозки, которые, в свою очередь, отнимали у региональных производителей географические преимущества перед большими концернами. Если яблоко, привезённое из-за моря, может стоить дешевле яблока, которое крестьянин снимает с дерева у своего порога, это разрушает локальные хозяйственные структуры и цементирует эксплуататорские отношения. В выигрыше при этом тот, у кого больше капитал, а остальные проигрывают.

Большинство съёмочных групп были довольны этим высказыванием и хорошими видами на вырез спикерши. Но один комментатор всё же спросил, а как же быть с медикаментами, удобрениями и тому подобным, ведь из-за дорогой нефти это тоже подорожает, а для развивающихся стран станет просто недоступным.