кто при оружии». Потом, заметив любимого своего вахмистра Васильева из эскадрона ротмистра Депрерадовича, молодца из молодцов, ездока удивительного, но до того растолстевшего, что редкая лошадь его выносила, великий князь сказал: «Васильев! Эко пузо! Ты все толстеешь!» – «Рад стараться, ваше императорское высочество», – гаркнул Васильев. Великий князь расхохотался и не мог уже больше выдерживать своего напускного гневного вида. Он опять обратился к Васильеву и сказал: «Ежели ты рад стараться, то постарайся объяснить мне, как это теперь вы поймете команду: „сабли вон“ или „сабли в ножны“, когда примера нет от господ офицеров? А?» – «Поймем-с по чувствию, ваше императорское высочество». – «По чувствию», – повторил смеясь великий князь и, обратясь к Лизогубу, продолжал: «А вот я хотел бы знать, по какому „чувствию“ полковник Лизогуб мог одновременно бить окна и посуду в трактире и швырять титулярных в окна и в то же самое время учить купчиху, как ей сделаться госпожою Лизогуб? А, полковник Лизогуб, вас я спрашиваю: по какому-с „чувствию“?» – «Купеческую вдовушку, – отвечал Лизогуб, подавшись на коне немного вперед, – учил я, ваше высочество, по „чувствию“ уланской шутливости, а в суматохе трактира участие принимал по „чувствию“ уланской чести». Великий князь махнул рукой, засмеявшись, однако и сказал: «А все-таки с чувствием уланской чести вы, господа, до границы прогуляетесь без сабель, благо, по мнению Васильева, уланы понимают команду без жеста, „по чувствию“». И крикнул кучеру: «Пошел!»

Рассказывали мне еще, что после этого случая великий князь очень расположился к уланам и особенно жаловал Лизогуба, который постоянно бывал у него во дворце и принимал участие в его самом интимном обществе. Однажды, в Стрельне или в Петергофе, не знаю наверное, узнаёт Лизогуб, что один из гвардейских уланских офицеров, кажется, по фамилии Строев, влюблен в одну девушку, дочь какого-то из придворных чинов стреленских или петергофских, которую родители не хотят ему выдать только потому, что весь доход от своего состояния он употребляет на то, чтоб иметь возможность служить в лейб-уланах, исполняя чрез то завещание отца, служившего в этом полку с рядового до полковника и умершего через неделю по выходе из полка.

Лизогуб получает все эти сведения за веселым завтраком и тут же дает Строеву и всем товарищам слово уладить это дело, причем приказывает кучеру закладывать коляску четверкою рядом и, будучи, как говаривалось в старину, в гостях у Бахуса, несется в Петербург, где шарах прямо во дворец и к его высочеству. Принятый в кабинете великого князя, Лизогуб самым жалобным и плаксивым голосом, свидетельствовавшим о том, что пары уланского завтрака еще не прошли, умоляет его высочество войти в положение несчастного в сватовстве, отличного в полку офицера и быть его сватом, причем беспрестанно повторяет: «Я ведь знаю, вы, ваше высочество, такие добрые и мягкосердечные, не откажетесь быть его сватом. Вам посчастливится лучше, чем ему, бедному». Великий князь видит, что ничем отделаться нельзя, говорит наконец: «Даю тебе мое слово устроить его счастье, с чем поручаю тебе сейчас же его поздравить там, где ты с ним расстался». Заручась словом великого князя, Лизогуб скачет сломя голову в Стрельну или в Петергоф и поздравляет Строева с улаженной женитьбою, которая и действительно вскоре, при содействии великого князя, состоялась к общей радости, тем большей, что его высочество из своих карманных денег определил молодым тысячу рублей в год, чрез что они могли жить семейно, не оставляя службы в лейб-гвардии Уланском полку.

Все эти заметки записаны были мною по городским рассказам в 1835 году.

Комментарии

Мой литературный формуляр и нечто вроде acquit de conscience: кто такой в литературной петербургской братии Владимир Петрович Бурнашев

Печатается по: ИРЛИ. Ф. 412. № 3. Текст был написан В. П. Бурнашевым в 1884 г. и опубликован Н. С. Лесковым с небольшими изменениями и сокращениями, в основном цензурного характера, в составе своего очерка «Первенец богемы в России» (Исторический вестник. 1888. № 5. С. 534–564).

Вместо предисловия: объяснения к истории «Воспоминаний петербургского старожила (В. П. Б.)»

Печатается по: РНБ. Ф. 114. № 7. Л. 3–6, 21. Бурнашев писал это предисловие для готовившегося в 1873 г. в издательстве М. О. Вольфа издания его воспоминаний. Опущена основная часть текста, содержащая грубую и бездоказательную полемику с критиками мемуарных очерков Бурнашева.

Четверги у Н. И. Греча

Печатается по: Из воспоминаний петербургского старожила. II. Четверги у Н. И. Греча // Заря. 1871. № 4. С. 3–45. Подп.: В. Б.

«Четверги у Н. И. Греча», до сих пор не утратившие значения основного, а в некоторых существенных литературно-исторических и бытовых частях и единственного источника наших сведений об одном из интереснейших общественно-литературных салонов 30-х годов, занимают особое место и в литературном наследии Бурнашева как мемуары в прямом смысле этого слова, как живой и почти всегда основывающийся на непосредственных впечатлениях отчет наблюдательного и хорошо осведомленного участника всех описываемых собраний. В отличие от других мемуарных публикаций В. П. Бурнашева, в «Четвергах у Н. И. Греча» можно установить очень немного следов знакомства его с печатными материалами о характеризуемых лицах и эпизодах. Так, несомненно учтены были им данные о литературных спекуляциях Булгарина в воспоминаниях Н. И. Греча «История первого энциклопедического лексикона в России» (Русский архив. 1870. № 7. Стлб. 1247–1272); так, из записок М. И. Глинки взяты были им анекдоты о поэте бароне Е. Ф. Розене, авторе либретто «Жизни за царя» (Русская старина. 1870. № 7. С. 61), а из рассказов Н. Н. Терпигорева он заимствовал примеры нескольких острот Греча и сентенцию Пушкина о цензоре Семенове на «новоселье» у А. Ф. Смирдина (Русская старина. 1870. № 5. С. 474; № 7. С. 92–93). Однако, за вычетом нескольких анекдотических деталей, восходящих к печатным источникам, и некоторых словесных и композиционных вольностей, неизбежных при всякой попытке реконструкции когда-то слышанных диалогов, свежесть и полноценность воспоминаний В. П. Бурнашева о Н. И. Грече и посетителях его четвергов не подлежат сомнению и во многих случаях были уже подтверждены позднейшими публикациями документальных и мемуарных данных (см., например, записки Н. И. Греча, его переписку с Булгариным, материалы дневника Н. В. Кукольника, воспоминаний А. И. Дельвига, письма Пушкина к М. П. Погодину, записки Э. И. Стогова и мн. др.). Несколько ценных штрихов к «Четвергам у Н. И. Греча» В. П. Бурнашев внес еще в «Воспоминаниях об эпизодах из моей частной и служебной деятельности» (Русский вестник. 1872. № 5. С. 47–60). (Из преамбулы Ю. Г. Оксмана к комментариям к очерку.) Упомянутая Ю. Г. Оксманом публикация дневника Н. В. Кукольника (Из Дневника Н.