Около 9—10 верст, вплоть до самого города, поле было усеяно их убитыми и ранеными. Были брошены обозы, походные кухни, пулеметы. Среди поля валялась амуниция, солдатские шинели и торчала масса винтовок, воткнутых штыками в землю. Все говорило о том, что неприятель не отошел, а бежал к Ставрополю.

Наступили уже вечерние сумерки, когда я с первым батальоном подоспел к городу. Неприятель залег на горе, за железнодорожным полотном. Соседний полк (кубанцы) и мы пытались продолжать атаку, но от переутомления приостановились в полугоре. Будь у нас какая-нибудь свежая, нерастрепанная часть, то Ставрополь в тот же день был бы в наших руках. Но… ничего этого не было…

Настала долгая, глубокая, осенняя, холодная, с заморозками ночь. Мы лежали внизу на ветру, по огородным канавам. Вот лезу я в свое логово-канаву, куда вестовой натаскал соломы, и слышу женский голос:

– Ой, на руку наступили!

Темень, ни зги не видать.

– Кто тут?

– Да мы, господин полковник.

Оказывается, две бедненькие сестры милосердия нашего полка, Женя и Вера, продрогли, прозябли в бесконечную холодную ночь и, наткнувшись среди ночи на кучу соломы в канаве, забрались туда: все же теплее, чем на ветру. Пришлось мне поделиться с ними соломой, снял с себя кожух, что принес мне как-то покойный командир 4-й роты, укрыл их, а сам пошел сначала проверить цепи, а потом пристроился кое-как в канаве и проклевал носом до рассвета. Уж как потом подростки-сестры благодарили меня!

…Раз цепи отошли почти на полверсты назад и забыли предупредить сестру милосердия нашу: была она в хатенке. Взглянула она в окно – наших не видать. Перепугалась страшно, припомнились зверства большевиков. Мужское население огородов – все сочувствующие «товарищам». Но на счастье сестры нашей в хате хозяйкой оказалась одна лишь пожилая баба. Та быстро сообразила, в чем дело:

– Снимай все это! Одевайся в наше «хрестьянское» платье. Как придут, скажу, что ты моя дочка. Да принимайся живо за работу: мети хоть хату!

Сестра быстро преобразилась в крестьянку. Хорошо, что цепи наши скоро вернулись обратно и заняли свои недавно оставленные места.

Больше недели простояли мы под Ставрополем. Дорого стоила нам осада его. Командира тоже ранили в руку, и пришлось на некоторое время мне вступить в командование полком. Полк таял, люди изнервничались…

* * *

Не особенно радушно встретили нас жители города Новороссийска, куда нас отвели на отдых. В особенности так называемая интеллигенция, которая ведь благодаря нам вырвалась из большевистских лап. Бедное, измотавшееся в боях офицерство принуждено было ютиться по кухням и передним у той же интеллигенции, а залы и гостиные пустовали. Мне с адъютантом отвели у какого-то грека проходную комнатку, я рад был и этой…

В первых числах ноября, кажется 8-го, наш Алексеевский полк отправился без ружей на пристань: встречать союзников. Они достигли своего – победили немцев и ликующие, сияющие прибыли к нам. В почетный караул была наряжена рота от Сводно-Гвардейского полка. Мы же стояли шпалерами. Английский генерал обходит почетный караул и видит на груди у одного рядового рядом с русским офицерским Георгиевским крестом и английский офицерский Георгий. Спрашивает у сопровождавшего его русского генерала, не ошибка ли это. Но когда ему разъяснили, что рядовой этот – капитан лейб-гвардии Преображенского полка, англичанин смутился и стал всему караулу подавать руку.

Сияющие, ликующие, радостные проносятся мимо нас один автомобиль с союзниками за другим…

– Вот она, награда нам за четырехлетнюю Великую войну. Вместо того чтобы занять одно из первых мест в мире, мы стоим… нищими стоим, – говорит Дедюра[314].

Рядом со мной стоял на левом фланге полка Владимир Яковлевич Дедюра, первопоходник. Он принадлежал к числу тех кадровых офицеров, которые сразу круто и навсегда отмежевались от большевиков. Был ротным командиром, кажется, в Киевском военном училище и при первом приближении к городу большевиков, когда все порастерялось, он собрал свою роту и, объяснив им, в чем дело, вызвал желающих идти с ним к Корнилову. Пошли все как один. Пристали и из других рот. Сильно потрепанный, пришел к Корнилову. А когда ряды его отряда сильно поредели и сам он был ранен, влили его в Партизанский пеший казачий полк. Немало мучений пришлось пережить и жене Дедюры: держали в тюрьме, мучили, все пытались узнать, где и куда скрылся ее муж.

В январе я уехал в отпуск в Екатеринодар. Зашел в штаб узнать о моем племяннике Коле. Оказывается, убит под Ставрополем. А еще не так давно видел его в Одессе, и он спрашивал меня: «Что делать, дядя?» – «Как, что делать? Иди к Корнилову!» Он послушался, пошел и… лег под Ставрополем…

КОРНИЛОВСКИЙ ПОЛК В БОЯХ ПОД АРМАВИРОМ И СТАВРОПОЛЕМ[315]

Непосредственного участия во взятии Екатеринодара корниловцы не принимали, так как были переброшены в Ставропольский район, где большевистские войска с трех сторон угрожали Ставрополю, освобожденному от большевиков казацким партизаном Шкуро еще 8 июня. Сразу же по прибытии в Ставрополь Корниловскому и Партизанскому полкам пришлось прямо из вагонов броситься в бой. Поезд еще не остановился, как была команда:

– Выходить из вагонов в левую дверь! На восходящее солнце, по третьему взводу… интервал десять шагов… бегом в цепь!

– Куда наступать, господин полковник? – переспросил начальника отряда командир 3-го взвода офицерской роты.

Полковник протянул обе руки с растопыренными пальцами:

– В этом направлении… – и тут же упал с раздробленным черепом.

Красные шли тремя группами. 3-й взвод врезался в цепь китайцев. Молодой подпоручик Недодаев с размаха засадил свой штык в саженного роста китайца. Тот судорожно схватился обеими руками за винтовку. На расстоянии шага безумными глазами глядели друг на друга два человека и шатались. Недодаев пытался выдернуть винтовку и не мог. Подбежал другой китаец и в упор выстрелил в офицера. Два врага рухнули… Потери полка 137 человек.

Бои за Кавказскую—Гулькевичи и Армавир дорого обошлись корниловцам, несмотря на богатство захваченного вооружения и все прибывающее пополнение. Все это требовало времени для приведения в порядок и на обучение, но времени обстановка не давала, начинались кровопролитные бои за Ставрополь и его район. В течение целого месяца корниловцы вели бои в этом районе, то спускаясь к юго-западу от города, то поднимаясь на север. Особенно упорные бои были у Сенгилеевки и Терновки.

Во время этих боев в Ставрополь приезжал генерал Деникин. Он вызвал к себе полковника Индейкина и благодарил Корниловский Ударный полк за его боевую службу. Тогда же генерал Деникин просил передать полку икону Иверской Божией Матери, преподнесенную Главнокомандующему