Было ясно, что она говорит не о физической усталости.

Эту ночь она провела дома. Она лежала в темноте и думала. Швеция… Что ждет ее там? Новый скандал, новые разочарования. У нее ничего, ничего в жизни не оставалось. Кроме одного.

Ненависти к Хеммингу Фогдеубийце. Ненависть стала ее второй натурой, ведь Хемминг отнял у Суль ее экстатические блоксбергские переживания. После встречи с ним она не осмеливалась снова предпринять путешествие в Блоксберг из боязни встретиться там с ним.

Правда одна старая финка, опытная в этих делах, сказала ей на своем певучем шведском языке:

— Попробуй еще раз! Никогда в жизни ты не увидишь в Блоксберге этого человека! Властитель тьмы не откажет тому, кто домогается его!

В конце концов она решилась на это. Во время своей жизни с ребенком в избушке, она однажды намазалась мазью — и пережила в точности такое же путешествие, как в прежние дни. Старуха-финка оказалась права: в образе Сатаны не было никаких следов от Хемминга Фогдеубийцы — и Сатана подарил ей великолепную ночь. Он был темен, прекрасен и демоничен. И его образ не был искаженной картинкой из детских воспоминаний.

Суль не понимала, что ее пламенные видения и фантастические образы были вызваны действием трех трав. Для нее эта мазь была лишь магическим средством, ключом от преисподней. Она не знала, что это травы вызывают у нее галлюцинации. Ночная тень показывала ей гротескные, кошмарные картины Блоксберга, а черная белена давала ощущение безумной скачки над морем и над сушей. Каждая из этих трав при употреблении в пищу была смертельным ядом, но смешанные в правильной пропорции в виде мази, они вызывали сильные чувствительные переживания, а потом — сильнейшую головную боль. Ведьмы знали, в каких пропорциях их нужно смешивать. Малейшая передозировка одной из трав приводила к устрашающим искажениям сознания или к смерти. Но не об этом думала Суль, видя саму себя в своих чувственных снах в объятиях демона, являющегося плодом ее собственной тоски и фантазии.

И вот, лежа в своей постели, рядом со спящим, беззащитным младенцем, она вдруг почувствовала, что мысли ее прояснились: теперь она знала, чего хочет.

Швеция? Что ей делать там? Ей никогда не удастся обуздать себя, чтобы не убивать и не причинять вреда тем, кто вредит ей. И там все начнется сначала: преследования, бедность… Только с ним она была в безопасности! Остаться с ним навеки! Но путь к этой вечной жизни в преисподней… этот путь лежит через костер. Костер, на котором сжигали ведьм.

Суль никогда не боялась боли. Костер не пугал ее. Мысль о нем, напротив, давала ей экстатическое ощущение счастья. Ради чего, собственно она прилагала все эти усилия здесь, на земле? Ради того, чтобы быть затравленной человеческим непониманием?

А все было так просто! Почему она раньше не подумала об этом? Властитель Тьмы… Ведь он ждал ее! В том обличий, в котором она желала его видеть.

Ей вспомнились блаженные минуты, проведенные с ним — и не только в чувственном опьянении. Дьявольские глаза, смотрящие в глубь ее существа, выражали невероятно взаимопонимание, его улыбка говорила ей о том, что они так подходят друг другу…

Она вдруг почувствовала такую тоску, что начала всхлипывать. Если она окончательно переберется туда, ей удастся избежать страшной головной боли. Тогда все ее существование станет единым, необузданным, пылающим счастьем.

На следующее утро, когда она прощалась со всеми, в ее глазах горел свет новой решимости. Она сделала прощание предельно кратким и скупым на чувства, чтобы не причинять боль другим. Но у нее нашлось время, чтобы отправиться в Гростенсхольм и взглянуть на новорожденного — и она, как ни в чем не бывало, болтала там с ничего не подозревающими друзьями. Во дворе она перекинулась парой слов с Клаусом.

Тенгель не понимал, почему она решила взять с собой лишь самую малую часть дорожных принадлежностей. Но она утверждала, что по дороге приобретет все, что нужно. Еще больше он удивился, когда она выразила желание, чтобы он взял себе все ее травы и лекарства, в том числе и те, которые достались ей от Ханны. Она оставила ему даже корень мандрагоры. «На то время, пока я не вернусь назад, — сказала она. — Не хочу иметь соблазн злоупотреблять им опять». «Невероятно», — с облегчением подумал Тенгель. Но все же он был изумлен.

Когда она выезжала со двора, светило солнце.

Спустя три дня они получили известие. Суль схватили — по своей доброй воле она отдалась в руки солдат. Сразу состоялся суд. Перед Акерсхюсом соорудили костер. После дня пыток злейшую ведьму должны были сжечь.

Даг испробовал все, что было в его силах, переговорил со всеми знакомыми судебными заседателями и юристами. Но все они только качали головой: ради себя самого и своей семьи ему не следует вмешиваться. Ничто не может спасти эту женщину.

Лив в конце концов тоже отказалась от прошений.

Еще один человек просил за нее. Палач. Он был у нее и говорил с ней. Но, увидев ее твердую решимость, он понял, что не в силах что-то сделать. Она только просила его сделать все по возможности быстро и безболезненно. Он обещал ей.

В Гростенсхольме, где собрались все, Клаус был настолько взволнован, что осмелился говорить.

— Я знаю, где она, — сказал Клаус. — Во дворе у пристава, там держат самых опасных ведьм. В подвале, куда никто не может войти. Но я знаю, как пробраться туда.

— Ты противоречишь самому себе, — сказал Тенгель, лицо его было страдальчески бледным. — Как же ты сможешь зайти туда?

— Не через вход. Там, сзади, есть узкая лестница между стеной погреба и земляным валом. В ней есть отдушина, под которой и находятся осужденные.

— Я пойду туда.

— Нет, вы слишком велики, вам туда не пройти. И мне тоже.

— Может быть, я пойду? — спросил Аре.

— И я, — сказала Мета.

Клаус внимательно посмотрел на них.

— Мета — да. Возможно, что и господин Аре. Я точно не знаю.

— Можно нам пойти сейчас? — неуверенно спросил Аре, — а то надвигается буря.

— Кто же отправляется в путь в такую погоду? — забеспокоилась Силье.

Тенгель уже приготовил все, что нужно было взять с собой. И уже в сумерках, вместе с Клаусом, Аре и Метой, они отправились в Акерсхюс. Лив и Даг тоже хотели ехать, но Тенгель отговорил их: чем меньше народу, тем меньше они привлекают к себе внимание.

Штормовой ветер поднимал поземку, кружил в воздухе хлопья снега. Тенгель посадил впереди себя Мету, надвинув