Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1
Все случилось так, как и предсказывала Суль. В год ее смерти появилась на свет новая, маленькая Суль. Она была вторым ребенком Лив и Дага, и ее окрестили именем Сесилия, в честь Силье и Шарлотты. И несмотря на то, что малышка так напоминала саму Суль, ей все же недоставало того загадочного чувства вины и непостижимой трагичности.
Правда, лишь до тех пор, пока эта чудесная крошка не подросла…
Эйкебю, один из хуторов Гростенсхольма, доставлял одни неприятности своему хозяину, барону Дагу Мейдену, и его матери Шарлотте. Они так старались прокормить свою семью, но что толку, раз старый крестьянин из Эйкебю вознамерился буквально следовать словам Библии и населять землю сию? Уже и старший сын его женился, а остальных детей было мал мала меньше. Сын следовал по стопам отца, продолжая населять землю, плодиться и размножаться, и в 1607 году у него было уже пятнадцать человек детей, которые спорили о куске хлеба со своими тетушками и дядюшками. А те были ненамного старше их.
Одной их пятнадцати была Ирья, девчушка, которой Тенгель помог родиться, хотя она прижилась в этом мире с трудом. Весьма типично для нее, ибо все у нее получалось вкривь и вкось.
Ирья чуть не умерла в младенчестве. Истощенная мать ее не смогла выкормить девочку своим молоком. И потом тоже Ирья развивалась плохо, она никогда не ела вдоволь за столом. Тело у девочки было слабым и худосочным. Она болела рахитом. Эту болезнь она получила потому, что мать ее, будучи беременной, повстречала на дороге калеку. В этом никто в доме не сомневался.
Ирья всем мешала. У матери уже появились младшие дети, и ей не было никакого проку от этой Ирьи, которая ничего не умела.
Отец все время был занят на усадьбе Гростенсхольм. Но однажды мать в отчаянии попросила его взять с собой Ирью.
— Хоть на день у меня будет одним ребенком в доме меньше.
Крестьянин заупрямился, не желая брать с собой девочку: ведь ему надо работать, а не следить за ней.
— Ну так привяжи ее к дереву, пока будешь работать! — настаивала мать. — Мы сегодня затеваем большую стирку, и с меня хватит младших детей. А старшие помогут по дому.
Так и сделали. Ирья пошла с отцом. Ей было шесть лет от роду, и она унаследовала внешность и повадки своего отца. Она казалась большой и неуклюжей и в то же время походила на криво выросшую былинку.
Дети барона играли и веселились в усадьбе — это были Таральд и Сесилия и их кузина Суннива. И вдруг они заметили маленькую девочку, которая стояла привязанной к дереву возле амбара. Она склонила голову, уставившись в землю, но время от времени бросала украдкой жадные взгляды в сторону играющих детей. Лицо ее и фигура, казалось, выражали одно: если бы мне позволили поиграть вместе с ними…
От своих многочисленных родственников Ирья слышала рассказы о том, как живется детям в усадьбе. И что сами крестьяне тоже бывали там. Когда господин Даг был еще совсем маленьким.
Сесилия была младшей из детей, но предводительствовала среди них.
— Ей нельзя играть с нами?
Двое других придирчиво осмотрели девочку, привязанную к дереву. Смотреть там особенно было не на что: Ирья была неуклюжей и некрасивой. Вроде карлика, у которого растет один горб и которому вся еда не в прок.
— Почему бы и нет? — беззаботно спросил Таральд. — Нужно спросить у нее самой.
Они подбежали к девочке и остановились невдалеке от нее.
Ирья лихорадочно начала копать ногой землю.
— Здравствуй, — сказал Таральд. — Как тебя зовут?
Она пробормотала что-то невнятное, не поднимая на мальчика глаз.
— Что ты сказала? — переспросила Сесилия и подошла к ней поближе.
Девочка чуть не задохнулась. Голос отказывался ее слушаться. Она закрыла лицо руками.
— Ирья, — выдавила она наконец.
— Ирья? Так ты сказала?
Она кивнула головой, не осмеливаясь взглянуть на них.
— Ирья? — повторила Суннива. — Первый раз слышу такое имя!
Бедная девочка готова была провалиться сквозь землю.
— Ты ничего не понимаешь, — вступилась Сесилия перед Суннивой. — Ты же не можешь знать всех имен в мире!
— Ты хочешь играть с нами? — спросил Таральд. Ирья подняла на него глаза, готовая умереть от счастья.
Но затем она снова поникла головой.
— Мы пойдем и спросим у твоего отца, — решила Сесилия. — Это ведь крестьянин на Эйкебю, не так ли?
Ирья горячо кивнула. Отец, конечно же, не согласится, подумала она про себя. Но пусть они все равно спросят!
И когда дети побежали на гумно, где находились крестьяне, она наконец подняла глаза и посмотрела им вслед.
Мальчик был таким статным, темноволосым, а глаза у него были как стремительные чайки, подумала она. А одна из девочек напомнила Ирье роскошную фарфоровую вазу, которую она однажды видела. А младшая из них была самой энергичной и заводилой.
Вот они стоят возле ее отца и упрашивают его отпустить с ними его дочь. Он недовольно отвечает им.
В этот момент из господского дома вышла дама. Прекрасная, восхитительная дама. Ирья узнала ее. Это была хозяйка Линде-аллее*.[26]
Дети, завидев ее, бросились ей навстречу.
— Бабушка, бабушка, можно Ирья поиграет с нами? Скажи об этом ее отцу, ну, пожалуйста.
Силье улыбнулась им.
— Конечно, играйте вместе. Я поговорю с ее отцом. Не может быть, ведь это та самая девочка… Ну, конечно же!
Она махнула крестьянину из Эйкебю, и они оба подошли к Ирье, которая все еще стояла привязанной у дерева.
— Послушайте-ка, дети, что я вам сейчас расскажу, — начала Силье. — Маленькая Ирья родилась на следующий день после тебя, Таральд. Мой муж Тенгель помогал вам обоим почти одновременно. Целые сутки ездил он между Эйкебю и Гростенсхольмом, а расстояние между ними — семь часов езды. А ты, Суннива, родилась через пять дней.
— А как же я? — встрепенулась Сесилия. — Я-то ничем не отличилась?
— Тебе еще только пять лет, — снова улыбнулась Силье. — И ты сама хорошо знаешь об этом. Через несколько недель будет твой день рождения. Но разница в один год, конечно, мало что значит. Есть нечто большее, что связывает тебя с ними. Ты точная копия матери Суннивы, Суль. Правда, волосы у нее были потемнее и более красивые. Она и сама была редкой красавицей.
Таральд согласно кивнул.
— Я видел ее портрет в Линде-аллее.
— О, он не в силах передать ее красоты, — сказала Силье, зная, что Суннива нуждается в подтверждении исключительности своей матери. — Жизнь в