— Там, где я жила раньше, много об этом говорили. Смеялись надо мной. Я часто плакала от обиды. А теперь она заявилась! Не хочу! Пусть едет себе, откуда приехала!

— Не надо так переживать, Тала! Она ведь твоя мама!

— Не хочу, не хочу, не хочу! Дядя Хуан, не отдавайте меня этой сеньоре!

— Успокойся, Тала! Никто тебя не отдаст без твоей воли. Глупенькая! Мы с мамой уже всё решили про тебя!

— С мамой Мирой? Или…

— С мамой Мирой, конечно! Вытри слёзки и засыпай. Утром опять будет солнце светить моей Мунталочке, и всё будет прекрасно! Спи. Сейчас Луиса придёт, и не очень хорошо будет, если она застанет тебя в слезах! — и Хуан наклонился поцеловать девочку.

Она обхватила ручонками его шею, прижалась к лицу и долго не отпускала

— Я уже успокоилась, дядя Хуан! Иди спать.

— Мунтала, мы с Мирой тебя удочерили. Ты это знаешь. Так что я уже не дядя тебе, а папа. Ты должна называть меня так.

— А можно? — взвизгнула Мунтала и опять потянулась ручками к лицу Хуана.

Хуан с удовольствием ощущал трепет её сердечка, мокрое лицо и робкие поцелуи в щёки. Было приятно. В горле защекотало от волнения и переживаний.

Эпилог

В гостиной в одиночестве сидела Габриэла и смотрела на язычки пламени, ещё трепыхающиеся в камине. На дворе лил дождь, было сыро и прохладно.

Она вскинула глаза на вошедшего Хуана. В них откровенно просматривался вопрос. Хуан покачал головой, сел в кресло, потянулся за кувшином с вином. Налил немного и медленно вылил.

— Ничего утешительного сказать не могу, Габи, — проговорил он сурово. — У девочки чуть истерика не случилась. Слышать о тебе не хочет. Даже упрекнула тебя в том, что ты её бросила тут же после рождения.

— Зачем вы ей об этом говорили? — чуть не вскочила Габриэла, округлив глаза.

— Мы ничего ей не говорили об этом. Шантрапа, что окружала её в прежней жизни, достаточно досаждали ей этим. Там же ничего не скроешь от соседей!

Габриэла сжала губы. А после долгого молчания, спросила:

— И что же Мунтала? Говори без утайки.

— Что тут говорить, Габи? Я уже всё сказал. Она наотрез отказалась тебя признать, не то, что жить с тобой. Видела бы ты, как она умоляла не отдавать её тебе! Плакала, умоляла. Не будь такой жестокой к дочери, которую ты сама покинула, отдала в трущобу, где она едва выжила. Смирись и потерпи.

Габриэла долго молчала. Хуан бездумно поглядывал на неё, ожидая продолжения столь неприятного объяснения.

— Спокойной ночи, Хуан, — вдруг поднялась она и, не дожидаясь ответа, стремительно удалилась по лестнице к своей комнате.

— Ну что, па? — тут же подскочила Луиса, и Хуан внутренне улыбнулся, поняв, что хитрая девчонка дожидалась конца переговоров, сгорая от любопытства и переживая за названную сестру.

— Луиса? Ты подслушивала?

— Подслушать только хотела! Да ничего не услышала! Вы дверь так плотно прикрыли! Тала остаётся?

— Её мать ничего ещё не решила, но думаю, что тут и решать нечего. Тала ни за что не хочет её признать. Так что можешь обрадовать малышку. А я побегу к маме Мире. Спокойной ночи, дочка!

Утром Габриэла не вышла к завтраку, и никто не осмелился зайти в спальню осведомиться о её самочувствии.

— Я всю ночь так плохо спала, Хуан, — жаловалась Мира с утомлённым лицом.

— Что там Габриэла всё думает? Неужели не понимает, что насильно с такой девочкой, как Мунтала, у неё ничего не получится, — она следила, как Луиса с Мунталой и Хуаном Антонио удаляются по дорожке сада.

— Дело для Габриэлы очень сложное, Мира. Пусть раскинет мозгами. Я сам сгораю от нетерпения. Даже из дома выходить не собираюсь. Уже отправил к компаньону слугу с запиской.

Габриэла появилась лишь перед обедом. Лицо осунулось, под глазами фиолетовые круги, и вся она потускнела и словно сморщилась, но одета была с тщательностью, причёска уложена по моде.

Мира с испугом смотрела, как сестра независимой походкой приближается к столу и, поздоровавшись весьма чопорно, села, выпрямив спину в ожидании блюда, которое служанка торопливо наполняла едой.

Обед прошёл в молчании. Никто не проронил ни слова. Гнетущая тишина висела над столом.

— Если не возражаете, — повернула Габриэла голову в сторону Хуана, — я бы хотела поговорить с вами, — она слегка наклонила голову к Мире, а потом и Мунтале. Девочка втянула в страхе голову в плечи и с бледным лицом ждала самого страшного, боясь пустить слезу.

— Тала! — Нарочито бодро молвил Хуан, кладя руку на плечо девочки. — Пошли! Сеньора хочет нам что-то сказать важное.

Мира отдала малыша Луисе и с пришибленным видом последовала за остальными в кабинет, плотно затворили дверь, оставив служанку и Луису в напряжённом ожидании.

— Я всю ночь думала, — начала Габриэла безжизненным тоном. — Много раз возвращалась к одному и тому же, перебирала варианты, но ничего не могу вам сказать кроме того, что я должна оставить Мунталу здесь.

Габриэла замолчала, а остальные в растерянности переглядывались друг с другом, боясь поверить в услышанное.

— Это значит, Габи, что ты отказываешься от дочери? — наконец спросил с неуверенностью Хуан.

— Ничуть не бывало. Я не отказываюсь от дочери. Я просто оставляю её в этом доме. Пусть время решит дальнейшую судьбу Мунталы.

— Габи! Ты не представляешь, как мы все благодарны тебе! — Хуан вскочил и бросился поцеловать руку Габриэле.

— Оставь! Это мне не нравится, Хуан! Я ещё хочу сказать, что пришла к такому решению путём множества колебаний и сопоставлений. Я поняла, что у вас в доме отличная атмосфера, дочери будет здесь хорошо. К тому же я обязуюсь выделить тысячу золотом на её приданое, и дополнительно она получит по завещанию всё, что у меня будет. И ещё! Я требую возможности видеть мою дочь в любое время по моему разумению.

— Габи! Это же чудесно! Мира, ты слышишь? Габриэла оказалась не так плоха, как можно было предполагать! Мы, конечно, принимаем все твои предложения, Габи, и обещаем не чинить препятствий тебе в твоём благородном стремлении общаться с дочерью! — Хуан повернулся с девочке. — Тала, пойди поблагодари мать за столь радостное сообщение. Иди, прошу тебя!

Мунтала долго молча дулась, не поднимая головы. Затем всё же неохотно сползла со стула и неловко, с опаской подошла к Габриэле.

— Ну же, Тала! Скажи что-нибудь матери! — Хуан неторопливо поднялся со своего места и приблизился к девочке, подтолкнув легонько к Габриэле.

Та в молчании сделала шаг и замерла в