— Кажется… Кажется, это сало!

Эфросинья взревела, как разъяренный бык:

— Скажите еще, что я вас травлю! О Боже, Боже, какой тяжкий крест я несу!

Айрис ждала, что Кэндзи и Жозеф ее поддержат, но они предпочли хранить нейтралитет, хотя тоже опознали среди зелени ароматные шкварки.

— И эти люди считают себя мужчинами! — возмутилась Айрис. — Ни на кого нельзя положиться!

Она вскочила из-за стола, убежала и закрылась у себя в комнате. Жозеф сказал матери:

— Зачем ты это делаешь, знаешь ведь, что Айрис не ест мяса!

— Это не мясо, а жир! А она худая, как щепка! Я должна помочь несчастному малышу!

— Если бы любители мяса хоть раз сходили на бойни, они бы навсегда избавились от пристрастия к сочным бифштексам. На их счастье, они не любопытны! — вмешался Виктор.

— Вот, значит, как? Иисус, Мария, Иосиф и святые угодники! — воскликнула Эфросинья. — Ладно, вот вам мой фартук, готовьте сами! — И вышла, хлопнув дверью.

Побелевший от гнева Кэндзи аккуратно сложил салфетку.

— Поздравляю вас, Виктор, это было очень умно, — проворчал он. — Я ухожу. Вернусь поздно.

— Я спущусь в магазин, — сообщил Виктор.

Несколько минут Жозеф вслушивался в шумные рыдания Айрис и проклятья матери, потом бесшумно приоткрыл дверцу буфета, где томились ростбиф и несколько холодных картофелин. С наслаждением жуя мясо, он обдумывал вторую главу своего романа «Букет дьявола», в которой гнусный подлец Зандини должен был убить несчастную Кармеллу. Только творчество поможет ему пережить сложные перипетии бытия.

Вторая половина дня обошлась без конфликтов. Эфросинья, как королева, чье величие оскорбили недостойные подданные, удалилась к себе на улицу Висконти. Айрис оставалась в своей комнате.

Виктор обдумывал версии убийства Луизы Фонтан, поигрывая талисманом с единорогом, когда в лавку буквально ворвался букинист с набережной Малакэ Орас Тансон, он же Здоровяк, он же Малый Формат.

— Легри, я принес вам петицию против распространения велосипедов. Это транспортное средство губит книготорговлю! У любителей езды на велосипедах просто не остается времени на то, чтобы насладиться печатным словом! Надеюсь, вы согласны и подпишете!

— Конечно, подпишу и скреплю печатью.

Удовлетворенный ответом Орас Тансон оседлал стул и принялся излагать душераздирающую историю о судьбе рукописи «Племянника Рамо», которую Жорж Монваль тремя годами раньше купил у одного из коллег.[302]Жозеф за это время дважды поговорил по телефону с графиней де Салиньяк и пообещал ей заказать книгу доктора Лесгафта, которую та собиралась подарить своей племяннице Валентине.

— Да, госпожа графиня, «О воспитании ребенка в семье и его значении», нет, я не забыл. Да, все записано. До свидания, госпожа графиня.

Он повесил трубку, пробормотав себе под нос, что «бабища», похоже, впадает в детство. Виктор в ответ лишь молча поднял бровь, не решаясь прервать излияния Ораса Тансона.

Жозеф услышал шаги над головой и решил закрыть магазин, обуреваемый страстным желанием воссоединиться с супругой. Он ставил на окно первый ставень, когда появился Кэндзи.

— Уже закрываетесь? Не рановато ли?

— Осталось всего пять минут…

— Ну что же, продолжайте. — Кэндзи кивнул и насвистывая прошел в заднее помещение.

Раздался грохот.

— Виктор, сколько раз я просил вас не оставлять велосипед в лавке!

Виктор смущенно кашлянул, Тансон на мгновение онемел, потом вскочил и смерил собеседника презрительным взглядом.

— Предатель! — гаркнул он и величественно удалился, провожаемый насмешливым взглядом Кэндзи.

— Кажется, я совершил промах, — с иронией в голосе заметил тот.

— Вы сделали это намеренно.

— Конечно, намеренно, только так можно было избавить вас от этого сутяги. Он таскается со своей петицией по всем книжным лавкам, и я уже имел честь подписать ее. Держу пари, он пересказал вам сагу о «Племяннике Рамо».

— У вас, кажется, прекрасное настроение, — сказал Виктор, глядя на седеющего приемного отца.

— Именно так. Утром я пребывал в черной меланхолии, но к вечеру моя душа как по волшебству исполнилась радости. Я и сам не понимаю причин столь внезапной перемены.

Кэндзи беззастенчиво лгал, не чувствуя при этом ни малейших угрызений совести. Он прекрасно знал причину — ее звали вдова Дюверже и она была хозяйкой трехкомнатной квартиры в доме номер 6 по улице Эшель. Он начал переговоры и рассчитывал назавтра получить согласие.

«Он стареет, — думал Виктор. — Изображает веселость, но меня ему не провести, слишком давно мы знаем друг друга… У него душа и глаза мальчишки, но за ним нужен глаз да глаз…»

Виктор откашлялся, пытаясь справиться с волнением, и впервые в жизни осмелился положить приемному отцу руку на плечо. Кэндзи вздрогнул, растроганный этим жестом, и со странным удовольствием оглядел сына покойной Дафнэ Легри, которую когда-то так сильно любил. Он ухаживал за мальчиком, когда тот болел, заразил его любовью к литературе, научил бороться со страхами и наваждениями, привил вкус ко всему таинственному…

— Скажите мне, о сосуд знаний, — легкомысленным тоном спросил Виктор и незаметно убрал руку, — какая символика связана с единорогом?

Боровшийся с последним ставнем Жозеф замер и весь обратился в слух. Кэндзи поднял голову, легкая усмешка тронула уголки его губ, и он перевел взгляд с Виктора на Жозефа и обратно.

— Вы мне льстите, — произнес он, — но кое-какие идеи у меня есть. Единорог… Единорог… Некоторые утверждают, что это всего лишь носорог или благородный нарвал. Я видел его изображение… кажется, в иллюстрированной Библии… Да, именно так! В Библии Петрюса Коместора.[303]Редкое издание, настоящая жемчужина, изданная в 1499 году.

— Ну, и?

— Коместор называет его Однорогом. Он изображен рядом с Адамом и Евой под древом познания. Есть изображения единорога и на гобеленах в музее Клюни.[304]

— И это все?

— Кажется, алхимики связывали это мифическое животное с серой и ртутью. Я удовлетворил ваше любопытство? На сем прощаюсь, спокойной ночи, я очень устал — старый приятель недавно вернулся из Японии, он демонстрировал мне новую технику боя.

— Но вы уже не в том возрасте, чтобы…

— Да вы шутите! — бросил Кэндзи, направляясь к лестнице. — Я юн — душой и телом!

Жозеф ждал ухода шурина, чтобы закрыть магазин, но когда Виктор выкатил велосипед на порог, заступил ему дорогу: