Интересы обоих магнатов тесно переплелись помимо их воли: Дарт был миноритарным акционером дочерних нефтедобывающих компаний, а Ходорковский стал владельцем холдинговой компании ЮКОС. Ожидалось, что рано или поздно они пойдут на компромисс. Но сначала они развязали войну. Каждая из сторон бросила в бой адвокатов, пиар-агентства и частных детективов. ЮКОС выступал с заявлениями, в которых называл Дарта “вымогателем” (оказывающим давление в надежде получить большую прибыль) и “стервятником”. Дарт утверждал, что Ходорковский “грабит” дочерние компании.

Когда Дарт узнал об офшорном гамбите Ходорковского с дочерними компаниями ЮКОСа, он начал следить за перемещениями акций по всему свету. Адвокаты Дарта подавали иски в таких офшорных зонах, как Маршалловы острова, Британские Виргинские острова и остров Мэн, пытаясь остановить Ходорковского. Адвокаты и частные сыщики Дарта провели уникальное расследование и составили подробную, сложную схему, демонстрировавшую истинную, по их мнению, разветвленную структуру корпорации Ходорковского. Схема представляла собой переплетение стрелок и квадратов, изображавших подставные компании, связи собственности и перемещение акций с Кипра в Средиземном море на остров Ниуэ в Тихом океане. В нижней части схемы находились помеченные звездочками названия офшорных зон с указанием их местонахождения, которые Ходорковский намеревался использовать в качестве новых “баз” для своих нефтедобывающих дочерних предприятий. Схема, хотя и выглядела внушительной и подробной, не была полной; на самом деле офшорная империя Ходорковского простиралась еще дальше. Например, на схеме не фигурировала группа компаний-экспортеров нефти “Джэрби Лейк”.

Сражаясь с Дартом, Ходорковский одновременно пытался избавиться от западных кредиторов. Три банка, предоставившие банку МЕНАТЕП Ходорковского кредит в размере 236 миллионов долларов, могли, в соответствии с условиями сделки, потребовать в общей сложности около 30 процентов акций ЮКОСа, после того как МЕНАТЕП не выполнил обязательства по кредиту. 30 процентов составляли значительную часть нефтяной компании. Если бы Ходорковский лишился ее, то в будущем ему могла угрожать потеря контроля над ЮКОСом. Этого он хотел избежать любой ценой.

Игра Ходорковского с банками была отчасти психологической войной. По его расчетам, убедившись в том, что он не собирается возвращать деньги, западные банки могли сдаться и списать этот долг в конце бюджетного года по статье убытков. У него были основания рассчитывать на это: крупные западные банки и инвестиционные фонды знали, что развивающиеся рынки, такие, как Россия, сопряжены с огромными рисками. Они заработали огромные деньги в течение нескольких предшествовавших лет, когда российский рынок ценных бумаг стремительно рос. Что делать, если этот год оказался менее удачным? Можно было попытаться немного надавить на должника, но они знали, что в России у них нет рычагов влияния, потому что судебная система оставалась слабой. У западных банков была сложная иерархическая система управления, не успевавшая следить за всеми важными изменениями финансовой ситуации. Менеджеры принимали решения не относительно собственных денег — они управляли деньгами других людей. Они не очень пострадали бы оттого, что кто-то в России не вернул несколько кредитов. В отличие от них у Ходорковского на карту было поставлено все. Он боролся за собственное выживание. Он прибегал к безжалостной тактике, чтобы у противников не оставалось никаких иллюзий. Он направил в офшоры принадлежавшие ЮКОСу акции дочерних нефтедобывающих компаний вместе с вновь выпущенными акциями. (Об этом стало известно, когда один из миноритарных акционеров заглянул в реестр владельцев акций.) Теперь банкам доставалось 30 процентов от старой вывески. Банк “Дайва Юроп Лтд.”, которому принадлежало около 13 процентов акций ЮКОСа, выступил с заявлением, в котором выразил озабоченность “безвозвратной потерей” его активов{573}. Это было еще мягко сказано.

Джеймс Фенкнер, аналитик компании “Тройка-Диалог”, с которым я познакомился в годы бума, написал служебную записку для клиентов под заголовком “Как украсть нефтяную компанию”, посвященную уловкам Ходорковского. Фенкнер сказал мне, что был поражен дерзостью Ходорковского. “Невероятная наглость, — сказал Фенкнер. — Пару лет назад говорили, что российские менеджеры будут красть, но понемногу и со временем ситуация улучшится. Данный случай показывает, что им нужно все или ничего. Просто удивительно. Вторая по величине нефтяная компания России вышла из-под юрисдикции России”.

Пожалуй, никто в Москве не наблюдал за этими событиями с большей тревогой, чем Дмитрий Васильев, председатель российской Федеральной комиссии по рынку ценных бумаг. Маленький, энергичный Васильев, работавший заместителем Анатолия Чубайса в период массовой приватизации, считал самой большой ошибкой российского капитализма то, что не были созданы институты для разработки правил и законов, способных регулировать рынок после первой волны реформ. Его собственная Федеральная комиссия по рынку ценных бумаг служила примером — ее возможности в плане осуществления контролирующих функций были чрезвычайно ограниченн. Я часто представлял себе Васильева судьей футбольного матча, свистящим в свисток и машущим руками среди огромных, мускулистых игроков, которые не обращают на него никакого внимания. Васильев был маленьким героем российского капитализма в то время, когда требовался большой герой. Он верил в правила и пытался сделать так, чтобы они работали, но не мог противостоять системе, не признававшей вообще никаких рамок официальных правил.

Васильев очень тщательно выбирал своих противников. Он особенно боялся магнатов, потому что они могли нанести ответный удар лично ему. Проводить расследования в отношении магнатов было опасно, а иногда невозможно. Например, 24 мая 1999 года грузовик, в котором перевозили 607 коробок с документами банка МЕНАТЕП, при загадочных обстоятельствах упал в реку Дубну{574}. Именно так делались дела в России, в государстве, где главенство закона еще предстояло установить, а соблюдение закона о ценных бумагах было отдаленной перспективой. У Васильева состоялся долгий разговор с Чубайсом о том, как лучше провести расследование в отношении одного из олигархов. Из тактических соображений Васильев предпочел бы сначала нанести удар, а потом прийти к соглашению. Но захватывать олигархов врасплох было рискованно; у них имелось множество шпионов, охранников и вооруженных телохранителей. Чубайс призывал Васильева быть более осторожным. Лучше разбудить спящего медведя и уже потом тыкать ему палкой в глаз, посоветовал Чубайс.

В 1998 году Васильев одержал важную победу в своем первом пробном деле, вынудив Владимира Потанина и Бориса Йордана отказаться от запланированного обесценивания акций миноритарных акционеров нефтяной компании “СИДАНКО”[58]. Одновременно с этим Васильев выразил беспокойство по поводу аналогичных действий компании ЮКОС. Однако позже он сказал мне, что упомянул ЮКОС из тактических соображений, чтобы показать, что его действия направлены не только против Потанина. Васильев вспомнил, что в 1998 году получил письменное обязательство ЮКОСа действовать по правилам. Но в начале 1999 года, после падения курса рубля, жалобы инвесторов, главным образом Дарта, в отношении действий ЮКОСа продолжали поступать.