– Да не за что… Слушай, Ксюх, у меня тут проблемы… Я деньги казенные проворонил. В смысле: потерял в метро. Не верну, возбудят дело по халатности и уволят.

– Ой, беда-то какая… Сколько, Пашенька?

Я назвал сумму.

– Ой, у меня столько нет… Но я могу спросить. Когда нужно отдать?

– Через десять дней.

– Я попробую у Сергея Геннадьевича в колледже занять. Он меня уже как-то выручал. Правда, не такой суммой, но я попытаюсь.

– Я рассчитаюсь до декабря. Зуб даю. То есть честное слово.

– Я обязательно поговорю и завтра перезвоню. Не расстраивайся. Я тоже как-то казенные деньги потеряла, чуть с ума не сошла.

Это не удивительно, что потеряла.

– Спасибо, Ксюх.

– Ой, да не за что!

Голосок у нее бодрый. Может, и правда найдет?

Керим, как я и предполагал, с кредитом не помог, хотя морально поддержал. А это гораздо важнее денег. Что деньги – бумага! А доброе слово помогает смотреть на мир с улыбкой. Вот и певица Макsим про это поет…

Сволочи, весь день испортили. И даже ноги Жанны не помогают. Не пойти ли вечером к Гере, на его ноги посмотреть. Он, наверное, обижается, что вчера обещал прийти, а не пришел. Нет, как-то не тянет…

Отвлечься от негативных мыслей не удавалось. Как назло, никто из гостей не буянил, не обсуждал вслух по мобильнику прозу Джеймса Джойса и не приставал к Жанне. Словно сговорились или догадывались по моему блаженному лицу, что мне надо срочно выплеснуть энергию на окружающих, дай только повод.

Домой я вернулся около полуночи. Мать еще не спала, валяла пельмени. С того дня, как я работаю у Керима, она не пилит меня по-крупному, а если и пилит, то по всякой бытовой ерунде, вроде брошенных носков или отсутствию у нее внуков.

– Слышал, ворюгу кто-то поймал, который катушки снимал.

– Какие катушки?

– В лифтах. Привязали к столбу и табличку написали – я ворую катушки… И правильно сделали. От милиции толку никакого. Каково пенсионерам на десятый этаж пешком подниматься? Теперь другим неповадно будет.

Спасибо, мама, что поддержала. А то я все мучаюсь, не напрасно ли? Интересно, на сколько эпизодов его Булгаков расколол? Поднимет теперь свою раскрываемость. И шефа ихнего не скинут. Как, однако, все связано в этом непростом мире. Жаль, что осознание данного факта не прибавляет наличности в бумажнике.

– Ма… Мне деньги нужны. Долг вернуть. У тебя ничего нет на черный день?

– Сколько?

В очередной раз за сегодняшний день вынужден назвать ненавистную мне сумму.

– Ты с ума сошел! Зачем ты столько занимал? И на что потратил?

– На монпансье с барбарисками. Какая разница, главное – потратил. И если не верну… Возможно все.

Мать вытерла вспотевший лоб, оставив на нем мучной след.

– Паша, у меня нет таких денег. Даже половины…

– Жаль… Ладно, не заморачивайся. Сам разберусь.

Я ушел в свою комнату. Спать не хотелось. Но спать надо, мозг должен отдыхать. Где там снотворное? Вот оно – Тао Юань-мин. Сделано в Китае, высший сорт. Пейзажная лирика.

Правду в сердце взращу

Под соломенной кры…

Хр-р-р…

* * *

Утром Керим встретил меня на пороге заведения, прямо под рекламой «Самого лучшего охранного предприятия». Был он неподдельно встревожен и зол одновременно.

– Здравствуй, Паша. Беда пришла в наш трактир!

«Злой дракон перекрыл арык с пивом, и нет в ауле храбреца, который бы с ним справился!»

– Что такое?! Война с Канадой?

– Хуже! Телевизор вчера смотрел?

– Кулинарный поединок?

– Новости! Президент выступал!

У Керима тоже паранойя. Лично президент АОЗТ «Россия» вспомнил про его кафе, обитое финским оргалитом.

– И что? Шаверму не любит?

– Он сказал… – азербайджанец промокнул салфеткой вспотевший лоб, – он сказал, что надо дать по рукам чиновникам, обирающим мелкий и средний бизнес. Это беда, Паша! Большая беда!

– Не въехал. Какая беда? Они же действительно задолбали.

Лицо работодателя отобразило страдания всего человечества со времени его появления.

– Он для красного словца ляпнул, а нам отдуваться! Они же сегодня всем гуртом прибегут! Не отобьемся.

Я так и не понял, кто и зачем должен прибежать к Кериму, но уточнять не стал, боясь выглядеть человеком, не разбирающимся во внутренней политике родного государства.

– У тебя трудовая есть? – спросил азербайджанец, хотя наверняка знал ответ.

– Да на кой она мне?

– Плохо. Пойдем, договор хотя бы составим.

Он энцефалитным клещом вцепился в мою руку и потащил в подсобку. Видно, и правда угроза была смертельной.

– Запомни: ты у нас третий день, – инструктировал Керим на ходу, – никаких денег еще не получал. Работаешь по договору, без трудовой. Сейчас на испытательном сроке. Гражданство у тебя какое?

– Канада, блин! Заброшен в Россию на разведку.

– Паша, мне не до смеха!..

– Да наше гражданство, наше. Местные мы.

– Ай, молодца!

В подсобке он положил передо мной лист оберточной бумаги и предложил написать заявление о приеме на работу.

Мне тут же вспомнился вчерашний разговор с Тихоней.

Выходит, вместо того, чтобы свалить, я, наоборот, – пишу заявление о приеме. Да еще с испытательным сроком.

Двойной косяк.

– Это обязательно, Керим?

– Иначе тебе придется уйти.

Уходить не хотелось. Опять болтаться в поисках приключений и заработка?

Ладно, косяком больше, косяком меньше.

Напишем, чернил не жалко.

Керим свернул заявление, сунул в мужскую сумку «Prada» и велел мне идти в залу.

Зал сверкал рекламной чистотой. В углу валялись изможденные мистер Мускул, мистер Проппер и крошка Sorty. Уставший Domestos добивал последних микробов наповал. Тяжелая, видно, выдалась ночка.

Жанна в белоснежном фартуке («Лоск»!), также рекламно улыбаясь, занимала исходную позицию за прилавком. Обычно из нее улыбку клещами тащить надо, а тут сама…

Растянутый вдоль зала алый кумач со словами «МИР, ТРУД, МАЙ» поднимал аппетит и настроение.

Чувствую, Керим не шутит.

Хорошо, что я сегодня погладил брюки и почистил боты, а то выглядел бы дурак дураком среди окружающих меня красот.

Первыми примчались пожарники. Вернее, пожарные инспекторы. Двое, с папочками. Ровно в одиннадцать, едва я поменял табличку «CLOSED» на «OPEN».