– Пусть так, – хмыкнул Мерзликин, – но и в рабстве можно жить в дерьме или в золоте. Я прав, Яг-Бай?

Чернокожий вэйн, что до сего момента изображал недвижимую статую, дернулся, как от удара плетью.

– Приготовьтесь к смене покоев, – довольный реакцией своего напарника, осклабился Григорий. – Скоро вы поймете, что жили в хоромах.

– Если вы хотите, чтобы я нашла вашу изнаневу подкову счастья, вы не отправите нас на каменоломню в потайные покои хлебать щи, а оставите в замке. – Тиса без страха посмотрела на бледнолицего вэйна.

– А ты, милашка, смотрю, не промах. Хорошо осведомлена. – Мерзликин сощурил глаза, удивления он скрыть не смог. – Значит, видишь сквозь мыльный колпак? Слышь, Яг-Бай, она тебя сделала! Точно сделала! Девка в самом деле сильна! Теперь позволь узнать, почему я должен оставить вас в замке?

– Потому что нам с Климом для удачи в поиске требуется пребывание в покоях, где свершилось ограбление. Мой дар особенный. Ему необходимо чувствовать место, где стояла подкова.

Это была ложь. Слабая уловка заставить колдунов поверить ей. Но Мерзликин, кажется, купился.

– И еще. Хочу вас предупредить, – заявила Войнова, крепче сжимая ладошку дочери. – Даже если вы упрячете нас в недрах Хорна, да хоть в самом исподе, нас все равно разыщут, и тогда вам не поздоровится.

Вот тут Григорий скептически скривил губы и приблизился к искунам, держа руку на скипе.

– Нет, определенно девчонка нагла! Кто же вас будет искать? – съязвил он. – Даже твой папенька-капитан вряд ли доберется сюда из Увега, а если и доберется, так ни с чем уедет. Как видишь, я тоже кое-что знаю.

В смехе вэйна слышалась издевка.

Тиса подавила желание отступить и спрятала Поню за свою спину.

– Нет, не отец, а вэйн из ССВ, – упрямо прошептала она. – Главвэй Демьян Невзоров. Он придет за нами, будьте уверены.

Смех Мерзликина захлебнулся. Колдун недоверчиво вперил взгляд в видящую, затем снова расхохотался, но уже не так искренне.

– Если тот, кого ты назвала, и существует, в чем я сомневаюсь, то пусть приходит. Яг-Бай его раскатает в лепешку.

– Или он вас, – Тиса едва шепнула, но колдун услышал.

– Ну-ну, придержи язык, девка, – все же обозлился Григорий. – Давай, пошла! Передвигай ногами, крот курганный!

Если не считать, что теперь их окружала роскошь, то в остальном положение не изменилось. Они продолжали оставаться пленниками. Фролов неохотно дал добро на перевод искунов из комнаты для слуг в зеркальный чертог. Это помещение имело шесть углов и находилось на вершине одной из башен. Золотой потолок, пол из черного мрамора. Мозаика зеркал в позолоченных завитках по периметру, внизу у стен – козетки, обитые кровавого цвета бархатом. В центре чертога возвышалась помпезного вида золотая тумба со стеклянной крышкой. Вот на оном пьедестале некогда и хранилась драгоценность Фролова – рубиновая подкова, которую успешно выкрала парочка ловкачей. Если Клим с любопытством рассматривал новую темницу, то Тису от золота просто тошнило. Как и от их отчаянного положения. Побег не удался. И нынешнее пребывание на вершине башни, в комнате без окон, зато с дверьми, которые стерегли уже четверо стражников, убивало надежду на очередной побег. А еще Мерзликин услужливо предупредил, что от чертога до покоев с фонтаном натыкано столько вэйновских ловушек, что беглецам лучше даже нос не высовывать за порог. Мол, целее будете, уважаемые искуны.

Они сидели на одной из козеток и беседовали. Слава Единому, учитель полностью пришел в себя после объятий великана.

– Ну как, вспомнила их лица? – поинтересовался Климентий, когда она через памятованы просмотрела ту давнюю сцену с погоней на мостовой.

– Не совсем. Было темно, и я на Рыльцева в основном смотрела. Последним бежал. Он заметный был, фигура крупная, кушак к тому же сейчас редко кто в подобный узел вяжет. А те двое впереди неслись, быстрые, словно ласки. Ты бы видел, как они шустро в реку нырнули. Лиц, жаль, не разглядела.

– Ничего, все равно теперь тебе легче будет найти их.

– И что дальше, Клим? – Тиса устало вздохнула. – Найду я их, и что? Этих оборотней убьют сразу же, как только я укажу место укрытия. А с нами что будет? Меня объявят золотым искуном и продадут, а Поню заберут местные служанки? Боже…

Девушка уронила голову на ладони. В глазах нещадно защипало. Демьян, как ты мне сейчас нужен!

Поня, которая до этого стояла на сиденье и щупала пальчиком одно из множества зеркал на стене, уселась рядом с матерью и взяла за руку.

Тиса ощутила, как отчаяние, завладевшее ее сердцем, мгновенно истаяло. Видящая оторвала ладонь от лица и взглянула на маленькую ладошку, а потом и на саму девочку. Мелькнуло в голове некое подозрение.

– Ты же сейчас что-то сделала, верно? – спросила она, вглядываясь в серые глаза дочери. И под нос себе шепнула: – Или мне уже мерещится.

Но Поня не разочаровала.

– Тебе же было плохо, – ответила довольно малышка. – А сейчас хорошо. Да?

– А почему мне хорошо стало, ты можешь сказать? – вкрадчиво спросила Войнова.

– Не знаю, – девчушка пожала плечами. – Я просто захотела, чтобы ты не печалилась.

Видящая прикрыла рот ладонью и обменялась взглядом с учителем.

– И часто ты в последние дни помогала мне не печалиться?

– Ну… – мелкая сделала вид, что считает, – немножко.

– Что это может быть? – спросила Тиса учителя.

– Если не совпадение, то, вероятно, дар.

– Убеждения?

Ложкин отрицательно качнул головой.

– Она ведь не говорила, это другое. Но не могу точно назвать что. Поня, как ты понимаешь, что у мамы настроения нет?

– Вот тут чуйстую, – не выговорив правильно слово, она указала себе на живот.

– А у меня какое настроение, можешь сказать?

Малая положила руку на локоть мужчины.

– Вы тоже грустный, дядь Клим, – кивнула важно.

И не успели взрослые и слова молвить, как девочка забрала и дурной настрой дяди Клима.

Ложкин тряхнул шевелюрой и удивленно хмыкнул:

– Очень любопытно. Это определенно дар.

Тиса улыбнулась, найдя забавным выражение его лица, и подумала: вот почему она так храбро говорила с Мерзликиным. Понька постаралась. Однако такое бесстрашие может ей выйти боком.

– Понюш, замечательно, что ты так умеешь, – приобняла она девочку, – только давай ты будешь в следующий раз спрашивать сначала, ладно? Вдруг я хочу погрустить.

– Захочешь, чтобы тебе оставалось плохо?

– Да, милая. Просто иногда людям надо переживать свои собственные чувства. Даже плохие. Если чувства часто менять на другие, более приятные, то люди могут запутаться и наделать ошибок.