«Правительства других стран взаимодействуют с Соединенными Штатами, поскольку это в их собственных интересах, а не потому, что мы им нравимся, или они нам доверяют, или полагаются на нашу способность хранить тайну. Некоторые уважают нас, некоторые боятся, многие нуждаются в нас. У нас на сегодняшний день крупнейшая в мире экономика и самый мощный военный потенциал. Как уже было сказано, на мировой арене мы стали незаменимым партнером. Следовательно, другие страны продолжат иметь с нами дело. Стыдно ли нам? Да. Чувствуем ли мы себя неуютно? Отчасти. Насколько долгосрочным окажется эффект публикации? Думаю, очень скромным».

Другая неприятность – во всяком случае, для меня – была связана с моей поездкой в Боливию в конце ноября 2010 года, на конференцию министров обороны стран Северной и Южной Америки. Я терпеть не могу все эти пафосные конференции с громкими названиями. Они невероятно скучны и крайне редко приносят практические результаты. Но, поскольку в конференции участвовали все страны Северной и Южной Америки, министру обороны США пришлось поехать по политическим и дипломатическим соображениям. Свою первую такую конференцию, в 2008 году, я вытерпел в основном потому, что канадцы организовали ее в живописном горном городке Банф, в провинции Альберта. Вторая же, в боливийском Санта-Крусе, обещала быть ужасной сразу в нескольких отношениях. Прежде всего я ожидал от этой конференции, организованной правительством ярого противника США Эво Моралеса, бесконечных нападок и упреков в адрес США как от боливийских устроителей мероприятия, так и от их союзников из Венесуэлы Уго Чавеса. Когда я публично заявил, что раздумываю, стоит ли мне ехать, министры обороны Канады и Бразилии пообещали, что заставят боливийцев вести себя прилично. Я положился на их обещание и 21 ноября вылетел в Санта-Крус.

Дорога в отель из аэропорта Санта-Круса впервые в жизни за все годы работы министром вынудила меня понервничать из-за собственной безопасности. Я изводил себя подозрениями, зная, что Моралесу абсолютно все равно, убьют меня по дороге или нет; вполне возможно, такое отношение к моей персоне разделял и вооруженный до зубов боливийский военный эскорт. Маршрут пролегал по узким улочкам, битком забитым коровами, курами и собаками, а людей вообще было великое множество, и каждый перекресток выглядел как подходящее место для засады – в духе «Прямой и явной угрозы» Тома Клэнси. Каждый раз, когда машина притормаживала или останавливалась, я вжимался в кресло. Наконец мы добрались до отеля «Камино реал» – открытая терраса, никаких кондиционеров. Врач, который нас сопровождал, посоветовал свернуться калачиком на кровати в позе эмбриона и ничего не трогать. Не трогайте еду, сказал он. Не прикасайтесь к воде (даже под душ не вставайте). Не покидайте отель. Работники отеля принесли в мой номер вентилятор, размах лопастей которого достигал чуть ли не трех футов; я прилег, и мне почудилось, будто я сплю под открытым небом, а рядом беснуется торнадо.

Моя встреча с боливийским министром обороны прошла на удивление пристойно. Он явно получил сообщение от канадцев с бразильцами. Конференция открылась, однако, длинной – пятьдесят пять минут – приветственной и обличительной речью Моралеса. Он обвинил бывших послов США в поддержке попыток государственного переворота и заявил, что американское консульство «использует пулеметы» против его администрации. Далее он прибавил, что американские посольства по всему миру спонсируют перевороты, а затем, что называется, перешел на личности: глядя мне в глаза, обвинил ЦРУ и министерство обороны в организации «подрывных усилий».

Моралес явно стремился спровоцировать меня на демонстративный уход из зала. Но, закаленный бесчисленными препирательствами с нашими конгрессменами на протяжении многих лет, я сидел и спокойно слушал. Когда Моралес завершил свое выступление и удалился, несколько латиноамериканских министров подошли ко мне и извинились: по их словам, Моралес грубо нарушил местные традиции гостеприимства. Я же просто хотел, чтобы эта чертова встреча поскорее закончилась и можно было покинуть Боливию. Обратный путь в аэропорт был столь же «захватывающим» и нервным, как и поездка в город. Признаюсь, никогда в жизни я не был так рад ощутить, как самолет ВВС США отрывается от взлетно-посадочной полосы.

* * *

У каждой администрации непременно находятся трудные союзники и непростые враги. Как мне кажется, президент Обама и его администрация в 2009 и 2010 годах по большей части успешно справлялись с теми и другими, хотя меня часто коробила публичная похвальба, особенно сравнения с администрацией Буша – разумеется, почти оскорбительные для последней. К счастью, злоба и горечь дебатов по Афганистану в конце 2009 года не распространились на другие сферы взаимодействия, и команда Обамы постепенно приучилась работать вместе, причем лучше многих, чьи попытки я наблюдал ранее.

За этот период произошло всего два крупных кадровых изменения. В мае 2010 года Денни Блэр был вынужден уйти с поста директора Национальной разведки. Его сменил мой старый друг и коллега Джим Клаппер. Блэр так и не сумел наладить прочные отношения с Белым домом; полагаю, последней каплей, переполнившей чашу терпения, стала его личная инициатива договориться с французскими спецслужбами по ограничению агентской деятельности на территории наших стран. Инициатива получила нулевую поддержку в администрации и, честно говоря, была воспринята как лишнее доказательство «странности» Блэра.

А после публикации в сентябре 2010 года книги Боба Вудворда «Войны Обамы» Джим Джонс покинул пост советника президента по национальной безопасности. Мне всегда казалось, что он не подходит Белому дому Обамы, и, честно говоря, я удивился, что он столько времени сумел продержаться в своей должности. Думаю, рано или поздно он все равно бы ушел, а книга Вудворда оказалась лишь удобным поводом. С другой стороны, Джонс выступил в этой книге одним из основных источников информации и позволил себе много пренебрежительных комментариев в адрес других представителей администрации и даже собственных сотрудников – никто, кроме Джима, не мог знать таких подробностей. Цитировались и наши с ним разговоры по поводу Донилона: например мои слова, что Донилон в качестве советника по национальной безопасности будет «полной катастрофой». Опять-таки эти слова автору книги мог передать только Джонс. Ряд замечаний в тексте, на мой взгляд, принадлежали Дугу Люту – например, негативные отзывы обо мне и Маллене, рассуждения о якобы имевшем место «заговоре» военных с целью «глубже втянуть» президента в Афганистан. Лют произвел на меня благоприятное впечатление в администрации Буша, я чувствовал себя в долгу перед ним за его роль координатора усилий СНБ, однако Дуг сильно разочаровал меня в администрации Обамы. При обоих президентах, Буше и Обаме, Совет (или Штаб) национальной безопасности, похоже, чрезвычайно охотно делился информацией с Вудвордом; лично я такого сотрудничества никогда не понимал.

Первого октября президент принял меня в Овальном кабинете. Обама, как обычно, сидел в кресле с высокой спинкой перед камином, а я расположился на диване слева от него. Он взял яблоко из вазы на журнальном столике, надкусил, а затем внезапно спросил, кто должен заменить Джонса. По словам Обамы, сам он рассматривал кандидатуры Донилона, генерала Картрайта и Сьюзен Райс. Я сказал: «Надеюсь, в стенах этого кабинета нет ушей. Подозреваю, Хиллари вряд ли сработается со Сьюзен в качестве советника по национальной безопасности». Обама рассмеялся и ответил: «Это не новость, тут уши в стенах не страшны. Хиллари меня простит, а вот люди, которые пошли за мной, – вряд ли». Затем президент заметил, что прочел мои слова о Донилоне в книге Вудворда и хотел бы знать, чем объясняется мое негативное отношение. Я объяснил, что произнес эти слова в разговоре с Джонсом после «афганского» доклада и снисходительных комментариев Тома насчет старших офицеров – комментариев, которыми он явно злоупотреблял в ходе операции на Гаити. Тогда Том все-таки сообразил, что разозлил меня; он позвонил, мы встретились в частном порядке и сняли все претензии друг к другу. Я сказал: «Донилон как советник по национальной безопасности – в этом нет ничего страшного». И попросил президента передать Тому мои слова. В итоге у нас с Донилоном сложились крепкие и теплые рабочие отношения, хотя его подозрения в отношении Пентагона и военных так и не рассеялись.