– А твоя мама учила тебя чему-нибудь? Джан моргнула.

– Нет, она погибла в автокатастрофе, когда я была еще маленькой.

– О, прости! Моя мама ушла из дома, когда мне было девять лет, но я так благодарна ей за эти годы, за все, чему она меня научила.

На мгновение Шарлин умолкла, и Джан опять подумала, что девушка чем-то расстроена. Тяжело, когда тебя бросает мать. Наверное, еще хуже, когда она умирает.

– Мама научила меня маленькому стишку. «Хочу покинуть Эльмиру». – Джан улыбнулась этому детскому воспоминанию.

– Какую Эльмиру?

– Скучный городок около Нью-Йорка. Я выросла там. Жила с бабушкой.

– Наверное, ты слушалась свою маму. – Шарлин повернулась и оглядела зал, выполненный в итальянской стиле с круглыми колоннами вдоль стен. Обтянутые каким-то серым материалом стулья, ручки дверей и стеклянная посуда на столах сверкали.

– Здесь, конечно, не Эльмира, – заметила Шарлин, и обе подружки рассмеялись.

Официант принес пиво, и они заказали по салату. После того как парень кивнул и ушел, Шарлин повернулась к Джан.

– Можно задать тебе один вопрос?

– Конечно, – ответила Джан, и Шарлин хихикнула.

– Ты заботишься о своей внешности? Я хочу сказать, Лайла так прекрасна и все такое, но, кажется, она так много сил тратит на это.

Джан захохотала чуть ли не во весь голос.

– Конечно, забочусь.

– Правда?

Джан глубоко вздохнула.

– Подожди минутку. Ты хочешь сказать, что тоже заботишься о внешности, Шарлин? Но ты и так великолепна. Я могу понять заботы об одежде, макияже и прочем, но ты естественна – твоя кожа, твои волосы, твои глаза. Все, Шарлин, ты по-настоящему великолепна.

Шарлин покраснела.

– О, нет. Я не… не такая красивая, как ты или Лайла. Вы обе прекрасны, как кинозвезды. А я просто хорошо выгляжу.

Джан внимательно взглянула на нее. Волна чего-то похожего на ужас охватила ее. Они попали сюда благодаря удаче, генам и мастерству хирурга. Может быть, три самые очаровательные женщины страны, но, по крайней мере, две из них даже не верили в свою красоту. Ее внешность, конечно, придумали. Но Шарлин имела природное очарование, имела его всегда, однако тоже чувствовала себя ненастоящей. И в этот почти испугавший ее момент озарения Джан могла держать пари, что Лайла, вероятно, самая красивая из них, была самой неуверенной. Неизвестно почему из ее глаз хлынули слезы.

– Что такое? – спросила полным участия голосом Шарлин.

Джан издала звук, похожий на стон.

– О, просто очень грустно. Если ты не считаешь себя красивой, если я не считаю себя красивой, что же должны думать женщины, которые смотрят нас по телевизору?

– Что они не очень симпатичные. Если им есть до этого дело.

– О Шарлин, каждой женщине есть до этого дело. Они смотрят на нас.

– Джан, ты жалеешь их, когда рекламируешь косметику? Джан кивнула и подумала о бедной Мери Джейн Морган.

– Она ведь не дает того эффекта, который обещает. Если ты не красива сама по себе, то ничто не сделает тебя таковой.

Наступило молчание. Джан посмотрела на подругу и вдруг поняла, как сильно та ей нравится.

– Как дела с твоим альбомом? – спросила она.

– Ну, все думают, будто я умею петь. Наверное, это здорово. В общем, альбом почти готов, и мне можно немного отдохнуть. Мы с Дином хотим взять машину и съездить в Йеллоустон или в Монтану. Взять с собой собак и парней из ФБР. А ты?

– Я хочу заняться кино.

– Работать во время отпуска? – Шарлин едва могла поверить в это. – Мистер Ортис хотел предложить мне сняться в кино, но я сказала: «Черта с два. Я устала как собака».

– Да, но я очень хочу сняться в этом фильме.

– Ой, с кинофильмом и телевизионным шоу ты станешь настоящей знаменитостью.

Джан рассмеялась.

– Не думаю, что мы можем стать еще более знаменитыми, чем сейчас. Но если фильм будет иметь успех, я, вероятно, не вернусь в «Трое на дороге».

Лицо Шарлин вытянулось.

– Нет. О Джан, ты же не оставишь меня одну с Лайлой? Она сожрет меня.

– Ты должна быть потверже. Пошли ее в задницу. Шарлин вспыхнула и захихикала.

– Я никогда не смогу этого сделать.

– Уверена, что сможешь. Попробуй. Потренируйся на мне.

– Но это грешно.

– Шарлин, где в Библии написано: «Никогда не говори слово «задница»?»

Девушка опять захихикала.

– Не знаю. Наверное, нигде. Только красивые девушки не должны…

– Шарлин, красивые девушки не говорят, а делают. Перестань быть девушкой и потренируйся. Ты женщина. Скажи Лайле, чтобы она катилась в задницу.

Шарлин посмотрела на Джан, на секунду задумалась, затем кивнула.

– Ладно. Я попытаюсь, но не уверена, что что-нибудь получится.

– Попытайся.

Шарлин надула губки и глубоко вдохнула носом.

– Ладно, – она сделала пазу. – Отвяжись.

– Давай! Это слишком вяло. Скажи, чтобы она шла в задницу.

– Хорошо, – Шарлин опять сделала паузу. – Лайла, ты… Ее голосок звучал, как всегда, нежно.

– Давай. Разозлись. Она так мерзко относится к тебе. И ко мне. И к остальным. И будоражит Марти. Давай, Шарлин. Не бойся.

– О, пошла в задницу! – выпалила девушка.

Люди за соседними столиками оглянулись на подруг. Шарлин вспыхнула и закрыла лицо руками.

– Браво! – воскликнула Джан. – Ты преодолела проклятый барьер. Теперь можешь жить в Голливуде.

После ланча с Шарлин Джан отпустила охранника и отправилась к Май обсудить планы на завтра. Попасть в дом оказалось нетрудно. Охраны не было. Май жила в симпатичном двухэтажном здании в форме буквы «U» с зелеными ставнями. Джан постучала в дверь.

Май как всегда была одета во все белое. В белое или серебристо-серое, под цвет ее волос. Сегодня она была в белой блузке. На голове красовался импровизированный тюрбан. Увидев Джан, Май сразу порозовела.

– С тобой все в порядке? Ты так странно выглядишь.

– Да, – кивнула Джан и поняла, что это правда. Похоже, одиночество отступило. Сегодня она получила удовольствие от ланча с Шарлин и чувствовала, что теперь с радостью посидит у Май. У нее появились друзья. И впереди ждал ужин с Сэмом.

– Садись, – пригласила Май, указывая на кресло.

Джан, которой приходилось бывать здесь раньше, удивлялась этой квартире. Здесь были три большие комнаты, выкрашенные белым от пола до потолка. Вся мебель – ее было не очень много – была обтянута белым хлопком. На стенах ничего не висело, а на столике ничего не лежало. Но благодаря игре света и тени, чистоте, белизне, комнаты не выглядели пустыми.