обретает новое лицо. Трансформации, которые здесь происходят, во многом обусловлены нерешенностью национального вопроса – проблем в отношениях между многочисленными народами единого государства, по-разному проявлявшимися на различных этапах истории. Наиболее существенные из них были обусловлены разрывами уровней социально-экономического и культурного развития народов, неодинаковостью их положения в национально-государственной структуре, различием условий функционирования национальных языков и культур. Определенное противоречие порождала принадлежность каждого гражданина СССР одновременно к двум общностям – своему народу (национальности) и гражданскому сообществу – наднациональной государственной общности людей. Бесконфликтное развитие этих взаимосвязанных общностей требовало особой деликатности и большого искусства государственного управления. Очевидно, одной из причин распада СССР стало форсирование преодоления национальных различий, сопровождаемое ошибками и произволом.

Идя к власти, большевики не скрывали, что собирались править диктаторски, установив диктатуру пролетариата в России, а затем и во всем мире. Но они не хотели, чтобы создаваемое ими государство воспринималось как новая империя (империи были непопулярны, все прежние распадались). Как интернационалисты они хотели, чтобы их действия не воспринимались как русский империализм. По этой причине при образовании Советского государства было отвергнуто само понятие государствообразующей нации и сделано все, чтобы принизить русское национальное самосознание[1655]. В известном же смысле русские были вынуждены играть государствообразующую роль. «Русские… так и остались государствообразующей нацией Советского Союза. Одним только русским не было предоставлено собственной территории, и только у них не было своей собственной коммунистической партии. Партия потребовала от русских примириться с их официально неравным национальным статусом – для того, чтобы содействовать сплочению многонационального государства… Русских… буквально просили нести на себе бремя империи подавляя свои национальные интересы и отождествляя себя с вненациональной империей»[1656]. Политика, построенная на таких расчетах, оказалась действенной на протяжении десятилетий, но таких десятилетий оказалось не более семи.

Постсоветская история начинается с пропаганды «российской нации»

Распрощавшись с Лениным, Троцким, Бухариным, Сталиным, Брежневым и «новой исторической общностью – советским народом», казалось бы, навеки, идеологи постсоветского периода начали, как ни странно, с того, что стали приспосабливать представления об этой общности к новой исторической ситуации. Оказывается, в государствах, возникших на месте бывшего CCCР, мы имеем дело с новыми нациями. в одних случаях уже оформленными, в других еще формирующимися. Так, руководитель государственного комитета по делам национальностей РФ В. А. Тишков одним из первых в 1992 году заявил, что население России следует рассматривать единой российской нацией – «нацией-государством», а национальность фиксировать в паспортах записью «гражданин России»[1657]. Первый президент суверенной Украины исходил из того, что «украинская нация формируется сейчас»; помимо украинцев в нее войдут русские, евреи, поляки и все прочие живущие в республике народы[1658]. Позднее аналогичный подход обнаружился и у бывшего вице-президента России. «Одна из основных стратегических целей возглавляемого мной социально-патриотического движения «Держава», – объединение народов и народностей в единую нацию, поставить раз и навсегда крест на национальном вопросе!» – заявил А. В. Руцкой на одной из пресс-конференций в сентябре 1994 года и пояснил, как видится ему эта единая нация: «мы хотим, чтобы каждый человек, живущий в великой России, мог говорить так: я – русский, но к тому же бурят; я – русский, но к тому же башкир; я – русский, но к тому же татарин; я – русский, но к тому же еврей!»[1659]. В прошлом подобные утверждения расценивались как проявление ассимиляторства или великодержавного национализма.

Предложение рассматривать российскую нацию как согражданство не дает оснований для подобного рода обвинений. Не случайно Председатель правительства В. В. Путин, выступая на съезде партии «Единая Россия» 27 ноября 2011 года заявил: «Мы – многонациональное общество, но мы единый российский народ, единая и неделимая Россия!»[1660]. Незадолго до этого Президент Д. А. Медведев, выступая перед ветеранами и пенсионерами в Кремле, призвал возвратиться к модели «историческая общность – единый советский народ» как к неоспоримой ценности, имеющей вневременной характер[1661]. На встрече с молодежью в МГУ он в очередной раз напоминал: «Каждый гражданин любого государства должен, прежде всего, ощущать себя частью большой страны, и уже во вторую голову он должен ощущать себя представителем того или иного этноса. Иначе государство разваливается на части»[1662]. Тем не менее уместен вопрос, не будет ли предлагаемое понимание единой российской общности и противопоставление «ощущений» вместо сглаживания национальных противоречий продуцировать их? Более надежным представляется создание условий, при которых «ощущения» не противопоставляются, когда противоречия между ними сглаживаются и в конечно счете устраняются, а гражданин в одинаковой мере гордится принадлежностью и к своему государству и к своей этнической общности. Опасность же противопоставлений, с учетом настоящего экскурса в историю, на наш взгляд, очевидна. Особенно, если вслед за выдвижением положения о том, какое чувство должно определять поведение гражданина в многоэтническом государстве, не предлагаются ответы на естественные вопросы о том, как будут решаться сохраняющиеся национальные проблемы в едином российском государстве и в единой российской нации.

Актуальность идеи единой советской и российской общности

В отечественной обществоведческой традиции советского периода под нацией чаще всего понимали определенную ступень в развитии народа (этноса), историческую общность, результат развития капиталистических отношений, приводящих к экономическому, территориальному, культурному, языковому и социально-психологическому единству определенной совокупности людей, стремящихся обеспечить интересы своего дальнейшего независимого развития непременно с помощью обособленного национального государства[1663]. Этим объяснялась теоретическая и практическая значимость принципа национальности в истории XIX – XX столетий: в СССР, Югославии и Чехословакии он, по сути дела, составлял основу внутреннего национально-государственного (федеративного) устройства.

В странах Западной Европы понятие «нация» широко вошло в политический лексикон после Французской революции 1789–1799 годов. Однако утвердившаяся здесь концепция признает единственно законным определение национальной принадлежности как гражданства, все остальные способы национальной идентификации относятся к личной компетенции каждого индивида. Под нацией как согражданством (нацией-государством) здесь имеется в виду совокупность граждан, демократически управляющих своим государством и имеющих равные права, не зависящие от цвета кожи, языка, религиозных убеждений, происхождения или обычаев бытового поведения[1664]. Подданные (налогоплательщики), конечно, не превращаются в нацию как согражданство в зависимости от изменения понимания нации или указа главы государства. Становление таких наций совпадает со становлением гражданского общества. В ходе и результате этого процесса этнические различия между подданными единого государства становятся фактором менее значимым, чем, например, различия экономические и географические. Нация как согражданство в определенном смысле неделима[1665], появление такой нации придает новый статус государственным и территориальным границам. Отсутствие внутренних перегородок и устойчивость внешних границ – таков принцип нации-государства в противовес «многонациональным» государствам. С точки зрения тех, кто понимает нацию как