уже самые дерзкие планы будущности. Судьба, которая иногда, по-видимому, благоприятствует человеку, когда хочет ввести его в беду, соблаговолила и на этот раз облегчить сношения пана Валентина с графиней, точно так же, как сближала она Вальтера с Идалией, и доброму Милиусу поставила на дороге панну Аполлонию.

Иной раз самые невероятные планы приводятся в исполнение при помощи той самой судьбы, которая радуется, если выкидывает людям штуки, для того, чтоб могла сказать им со смехом, как в комедии Мольера:

— Ты этого хотел, Жорж Данден!

XIV

Семейство Туровских, поселившееся в тех местах с давних времен, естественно находилось в родстве со множеством окрестных домов, которые прежде занимали значительное положение в обществе, а теперь, по обычному закону судьбы, перешли к числу весьма не важных.

Эта игра судьбы, с которой человек борется, известная с незапамятных времен, хотя и встречает скептиков, старающихся ей противиться, но ежедневно почти повторяется снова.

Вследствие разных случайностей, столь обильных в истории человечества, и семейство Туровских, главная ветвь которых дотлевала в Турове, отраслями своими перешло уже в бедную шляхту. Конечно, графы Туровские, в особенности Люис, говорили, что те отрасли не пользовались графским титулом, что были просто дальние родственники, но всему миру было известно, что пан Богуслав Туровской из Божьей Вольки приходился троюродным братом Туровскому графу. И положение этого имения, прилегавшего к самому Турову, доказывало, что оно прежде принадлежало к общему владению этого семейства. Обширные земли, принадлежавшие Божьей Вольке, давно уже стали достоянием кредиторов и перешли в руки мелкой шляхты, пану же Богуславу остался один фольварк, а по матери значительный капитал, которым, однако же, покойница распорядилась так странно, из боязни растраты, что сын не мог распоряжаться им до сорокалетнего возраста, получал только проценты, а тронуть капитал не имел права. Вследствие этого положение пана Богуслава сделалось весьма оригинальным: он владел плохой деревенькой, лежавшей среди песков и болот, приносившей весьма немного дохода, и ежегодно проживал в ней несколько тысяч талеров, не им приобретенных.

Вероятно, почтенная родительница пана Богуслава должна была очень хорошо знать своего сына, который, наверное, растратил бы и вдвое большее состояние, если б отдать ему на руки.

Богуслав Туровский, попросту называемый Богунем, лишившись рано отца, воспитывался баловнем у матери, а после ее смерти остался на попечении двух достойнейших опекунов-соседей, которые и продолжали относительно его те же порядки, что были и при покойной матери.

Окончив вместе с Валеком Лузинским гимназию, он дальше не пошел и поселился в деревне. Как было принуждать такого скромного, любезного малого?

Чрезвычайно трудно описать наружность Богуня. Это был крепкого сложения, румяный блондин, с большими голубыми глазами навыкате, улыбающийся, веселый, искренний. Он любил без исключения всех своих знакомых, со всеми жил в ладу, ни к кому не питал отвращения, и удалялся лишь от тех людей, которые приносили ему с собой тоску, серьезность, труд и скуку. От таких он удалялся потихоньку, хотя и их не хотел бы огорчить, ибо с целым миром хотел жить в добром согласии.

Дом Богуня лучше всего обрисовывал этого почтенного любимца окрестности. Богунь оставил его в том виде, в каком застал, надстроив только деревянную уродливую, даже весьма уродливую башенку, с которой мог видеть по дороге гостей, и приделал большую столовую и курильню. Не было большого или, лучше сказать, никакого порядка в Вольке, но зато имелось все, что угодно, потому что Богунь был гостеприимен по-старопольски, и если у него в доме не проживали два или три паразита, он умирал с тоски.

Он так был создан для общества, в особенности для мужского, что без него не мог существовать.

Зато можно смело ручаться, что из трехсот шестидесяти пяти дней, Волька и трех недель не оставалась без гостей, да и это случалось в то время, когда хозяин находился в отсутствии; и часто без него гости пили, ели и ожидали его возвращения.

Богунь ничего не делал и ничего не знал, кроме развлечений. Дни проходили однообразно в еде, питье, игре в карты, конных прогулках и холостых забавах. В совершенно уже свободное время хозяин играл на фортепьяно вальсы и мазурки или читал газеты.

Это была самая счастливая жизнь, но созданная только для Богуня, ибо иной не выжил бы и четырех дней подобным образом.

В Божью Вольку собирались со всех концов света искатели приключений, псевдоартисты, паразиты, шулера, молодые помещики, проживающие остатки состояния, старые красноносые кутилы, прежние школьные товарищи, приятели приятелей, родные знакомых, одним словом, дом был открыт встречному и поперечному. Попадались и такие господа, что живали по неделям с лошадьми и прислугой.

В таком доме, естественно, порядка быть не могло, и расходы были огромные; зато Богуня любили и носили на руках. Добротой его злоупотребляли всеми способами, обманывали его без милосердия те, кому он оказывал услуги, наводили его на неприятности, каждый год почти он дрался раза по два на дуэли, но все это переносил он весело, с улыбкой, не питая ни к кому досады.

Он с жадностью хватался за каждое новое знакомство, словно задачей его жизни было нравиться всему свету; с каждым незнакомым он был до такой степени предупредителен и любезен, что непременно вызывал дружеское отношение. Да и как было не любить его? Хотя искренние друзья и с грустью смотрели на жизнь, проходившую подобным образом, но из сострадания не хотели открывать ему глаза и прерывать это блаженное far niente. Богунь до такой степени втянулся в это приятное бездействие, что даже не понимал, чтоб можно было потребовать от него другого образа жизни. Он платил долг свой обществу — кротостью, благотворительностью, любовью к людям. Качества эти доходили в нем до преувеличения, так что превратились в недостатки.

В описываемую эпоху Богуню было двадцать шесть лет. Он имел огромные долги, целую армию приятелей, и глаза всех матерей, у которых имелись дочери-невесты, с жадностью обращались на него… Но об этом и думать было нечего.

О доме в Божьей Вольке носилась страшная молва, из которой оказывалось, что пан Богуслав твердо решил не изменять удовольствиям холостой жизни. По праздникам Богунь регулярно ездил в костел, и каждый раз, как появлялся в городе, взоры всех свободных красавиц с тоской обращались на него, но женский взор не производил на него впечатления. Видно, что уж он был очень хорошо обстрелян.

Богунь бывал иногда в семейных домах, вел себя прилично, но, глядя на него, вы сказали бы непременно, что он не в своей тарелке. Если