Робертсон схватил со стены хлыст, который висел на гвозде, вбитом в стену, и отправился к группе хижин, которые я заметил. Он громко звал некоего Томазо, используя язык моряков и португальские ругательства. Я не мог видеть, что случилось дальше, потому что мне мешали ветки, но внезапно я услышал удары и крики и увидел темнокожих людей, выбегающих из своих хижин.

Немного позднее появился толстый метис – по курчавым волосам я мог определить, что его мать была негритянкой, а отец португальцем. С ним были несколько странно выглядевших людей, и он тут же с умным видом начал раздавать указания, касающиеся наших быков. Он изъяснялся на ломаном португальском, которого я не понимал. Потом он заговорил об Умслопогасе, назвав его «этот негр», в манере тех представителей смешанных рас, которые хотят считать себя белыми людьми. Также он неуважительно высказался о Хансе, который, конечно же, понял каждое его слово. Очевидно, Томазо был раздражен внезапным и жестоким пробуждением.

Пришел и хозяин, запыхавшийся от усилий, коих потребовало проявление власти, и громко сообщил о том, что проучил нахала. В доказательство нам был предъявлен хлыст, красный от крови.

– Капитан Робертсон, – заметил я, – я хотел бы кое-что сказать относительно мистера Томазо. Он назвал зулусского воина негром. А это, между прочим, вождь высокого ранга и свирепый человек, если его раздразнить. Я бы рекомендовал мистеру Томазо сделать так, чтобы тот не понял, что его оскорбили.

– О, эти людишки, чьи бабушки когда-то повстречали белого человека, так всегда себя ведут, – ответил капитан со смехом. – Но я передам ему. – И он что-то сказал по-португальски.

Его слуга молча выслушал хозяина, мрачно поглядев на Умслопогаса, и направился в дом. Когда все разошлись, капитан сказал:

– Сеньор Томазо, мой управляющий, – умный человек. Он по-своему очень честен и предан мне – возможно, потому, что я когда-то спас ему жизнь. Но у него отвратительный характер, как у всех полукровок, поэтому, надеюсь, он не слишком обидел вашего вождя с большим топором.

– Я надеюсь, что это так – для его же блага, – ответил я решительно.

Капитан прошел в гостиную – единственную комнату в доме, в которой бросалось в глаза сочетание грубой мебели и обрывков шкур, что считалось модным у буров. Впрочем, комната была не чужда некоего изящества, что было, без сомнения, делом рук Инес, которая с помощью местной девушки накрывала на стол. Здесь же стояла полка с книгами – я заметил среди них Шекспира, – над ней помещалось распятие из слоновой кости, значит Инес была католичкой. На стенах висело несколько красивых картин, а на подоконнике стояла ваза с цветами. На столе лежали серебряные ложки и вилки, были расставлены искусно расписанные кружки с какой-то португальской надписью.

Наконец подоспело угощение, вкусное и обильное. Капитан, его дочь и я сели за стол и начали есть. Я заметил, что он пьет джин с водой, невинный на первый взгляд, но достаточно крепкий напиток. Мне его тоже предложили, но я, по примеру Инес, предпочел кофе.

Во время обеда и после него, когда мы курили на веранде, я посвятил хозяев, насколько возможно подробно, в свои планы. Я сказал, что предпринял это путешествие в страну, находившуюся за пределами Замбези, и что я слышал о поселении под названием Стратмур, которое, как я узнал, было тем местом вдали от Шотландии, где капитан родился и провел свое детство. Я рассказал о том, как пересек реку, и о многих других вещах.

Капитан слушал с интересом, особенно когда узнал, что я – тот самый охотник Квотермейн, о котором он так много слышал в прошлые годы, но сказал, что совершенно невозможно проехать на фургоне по тем низким зарослям, которые мы уже видели, поскольку быки сдохнут от укусов мухи цеце. Я сказал, что уже думал об этом, и попросил разрешения оставить быков на его попечение до моего возвращения.

– Нет никаких проблем, – ответил он. – Но вернетесь ли вы, мистер Квотермейн? Говорят, что на другой стороне Замбези живут странные племена, жестокие каннибалы, которых называют амахаггерами[81]. Именно они в далекие времена очистили эту страну от других людей, за исключением нескольких племен, которые жили в плавучих хижинах или на островах среди тростников. Вот почему здесь пусто. Но это случилось задолго до меня, и я не думаю, что они переплывут реку снова.

– А что привело сюда вас, капитан, можно узнать? – спросил я его, потому что мне было очень любопытно выяснить цель его приезда в Африку.

– А что приводит сюда большинство людей? Проблемы, мистер Квотермейн. Если хотите знать, мой корабль, к несчастью, наскочил на мель. Несколько человек погибли, и, так или иначе, я был уволен. Я начал торговать в забытой богом дыре под названием Шинде[82], в одном из ущелий нижнего течения Замбези, и, как видите, преуспел, как все шотландцы. Затем я женился на португалке, настоящей леди голубых кровей. Когда моей дочери Инес было около двенадцати лет, случилось несчастье – моя жена умерла. Некоторые ее родственники считали, что это из-за меня. Кончилось все скандалом, и я убил одного из родственников – в драке, как вы понимаете. Я едва ли понимал, что делаю, потому что после этого мне пришлось бежать. Итак, я продал все и поклялся не иметь больше ничего общего с цивилизацией на Восточном побережье. Торгуя, я услышал, что где-то есть прекрасная страна, и вот я здесь. Поселился уже много лет назад, привезя с собой свою дочь, Томазо, который был одним из моих управляющих, и еще нескольких человек. И здесь даже еще лучше, чем было раньше, поскольку я торгую слоновой костью и другими экзотическими вещами, выращиваю зерно и скот, которые продаю племенам у реки. Да, теперь я богатый человек и могу жить где угодно, даже в Шотландии.

– Почему же вы туда не возвращаетесь? – задал я ему вопрос.

– О, по многим причинам. Я потерял все свои связи и стал диким человеком. Мне нравится здесь жизнь, нравится солнечный свет и то, что я сам себе начальник. К тому же, если я вернусь, все может обернуться против меня, я имею в виду тот случай с непреднамеренным убийством… И должен сказать, плохо это или хорошо, меня здесь многое держит. – И он кивнул в сторону деревни, если это можно было так назвать. – И это не так легко оставить. У мужчины должно быть много детей, мистер Квотермейн. Даже если у них не такая белая кожа. К тому же мои привычки – я говорю с вами как мужчина с мужчиной – могут принести мне неприятности в том, другом мире. – И он качнул головой в сторону бутылки, которая стояла на столе.

– Понятно, – ответил я поспешно, поскольку такое признание из уст одинокого человека было больно слышать. – А как насчет вашей дочери, мисс Инес?

Его голос задрожал:

– Вы правы. Она должна уехать. Здесь нет никого, кто мог бы жениться на ней, потому что уже много лет мы не видели ни одного белого человека, а она леди, как и ее мать. Но к кому может поехать добрая католичка? Не к моей же пресвитерианской родне в Шотландию? Многие отвернулись от нас, многие умерли. По-своему она любит меня, и я люблю ее, да она и не уедет, потому что считает, что ее долг быть здесь. А если она уедет – я отправлюсь к дьяволу. Может быть, вы поможете мне, если вернетесь из путешествия? – закончил он свою тираду с интонацией, в которой сквозило сомнение.