Псковские смерды или свободное сельское население жило на землях, принадлежавших не частным владельцам, а самому господину Пскову и за пользование своими участками обложено было данями в пользу псковского князя и господина Пскова, а также разными натуральными повинностями, например работами по городским укреплениям и тому подобное. Московская политика, очевидно пользуясь стесненным положением смердов, старалась расположить их в свою пользу. Наместник великого князя начал хлопотать о том, чтобы освободить смердов от даней государю Пскову и сохранить только дани псковскому князю. Но так как невозможно было провести это намерение с помощью самого веча, то наместник прибег к грубому обману. При содействии некоторых московских сторонников из бояр и с помощью подкупленного ларника Есифа, ведавшего вечевой архив, хранившийся в Троицком соборе, Ярослав Васильевич тайком вынул из ларя грамоту, определявшую положение смердов, и подменил ее новой; о чем под рукой сообщено было и самим смердам. Последние вдруг отказались от исполнения некоторых повинностей и даней; когда же их хотели уличить на основании смердьей грамоты, то вместо нее в архиве оказалась совершенно другая, подложная. Тогда во Пскове произошло сильное волнение. Народ с веча бросился грабить дома некоторых старых посадников, заподозренных в составлении подложных грамот. Одного из них, по имени Гаврила, казнили на вече; трое других, Степан Максимович, Леонтий Тимофеевич и Василий Коростовой, успели бежать в Москву; их заочно приговорили к смертной казни, и этот приговор скрепили так называемой «мертвой грамотой», а именье их опечатали. Осужденный на казнь ларник Есиф также успел убежать. Вожаки непокорных смердов были наказаны и брошены в тюрьму. Самому же главному виновнику подлога, то есть князю Ярославу, псковичи не осмелились причинить никакой обиды. Вече отправило посольство в Москву с объяснениями дела и с просьбой не гневаться на псковичей за учиненную расправу. Но великий князь изъявил неудовольствие на их самоуправство и потребовал немедленного освобождения смердов, отпечатания имущества посадников и уничтожения мертвой грамоты. По этому поводу во Пскове обнаружилась рознь между богатыми и бедными гражданами: бояре и житьи люди склонялись к покорности, имея в виду недавний пример Новгорода и спасая свой вечевой быт; а меньшие люди, не желавшие отказаться от даней и повинностей смердов в пользу города, не соглашались исполнить московское требование и настаивали на новых челобитных посольствах в Москву. Целые два года (1483–1485) тянулось это дело; Псков отправил к великому князю пять посольств, стоивших до тысячи рублей, и все-таки должен был уступить его требованиям: заключенные смерды выпущены на свободу, мертвая грамота уничтожена, и три опальных посадника спокойно воротились на родину.

Вскоре потом дело это опять возобновилось. Один священник нашел у наровских смердов (в области реки Наровы) уцелевший список со старой смердьей грамоты и начал читать ее вслух; но какой-то смерд вырвал у него грамоту из рук; смерда схватили и засадили в тюрьму. Псковичи были настолько наивны, что немедленно снарядили новое посольство в Москву с известием об отысканной старой грамоте и с жалобами на князя Ярослава и его пригородских наместников. Но тут оказалось, что в Москве менее всего заботились о подлинности подобных грамот.

Великий князь дал посольству гневный ответ: «Давно ли я простил вам вашу вину; а вы опять пристаете со смердами!»

Относительно жалоб на Ярослава Иван III сказал, что для разбора их пришлет во Псков своих бояр. Разбор этот, по-видимому, не привел ни к чему: Ярослав Васильевич остался наместником во Пскове, где умер в 1497 году и погребен в Троицком соборе.

Благодаря своей покорности псковичи действительно успели все время Ивана III сохранить свой вечевой быт. Весьма возможно также, что великая княгиня Софья Фоминична исполнила когда-то данное ею обещание и была верной ходатайницей за псковичей перед своим супругом[101].

Даннические отношения к Золотой Орде кончились. Но две главные ее ветви, Казань и в особенности Крым, долго еще не давали покоя Московскому государству и заставляли его тратить много сил на борьбу с ними. Крымская орда пока ограничивала свои разорительные набеги Юго-Западной и Литовской Русью, благодаря дружественным отношениям Ивана III к Менгли-Гирею и их общей борьбе с золотоордынскими ханами. Относительно Казани Иван III держался энергической политики, мстя казанцам за их набеги и опустошения и стараясь поставить их в вассальные отношения к Москве; для чего пользовался внутренними казанскими смутами, в особенности спорами разных царевичей за престол. Отсюда видим целый ряд русских походов в ту сторону. Московские походы были преимущественно судовые и напоминали прежние походы великих князей Владимирских на камских болгар. Обыкновенно отряды из разных областей спускались по Волге и ее притокам к Нижнему Новгороду и от этого сборного пункта уже соединенной ратью двигались на Казань. А конница по-прежнему ходила берегом — сквозь земли мордвы и черемисов. Вообще эти далекие походы были сопряжены с большими трудностями и потерями.

В Казани царствовал сын Махмутека Ибрагим. Недовольные им казанские вельможи вступили в тайные сношения с его дядей Касимом, известным московским служилым царевичем. Иван III дал ему войско и послал на Казань. Но казанские вельможи обманули Касима и не соединились с ним. Русское войско должно было возвращаться домой в холодную дождливую осень; причем оказался такой недостаток в продовольствии, что, по замечанию летописца, ратники принуждены были есть мясо в постные дни (в 1467 г.). Походы возобновлялись и в следующие годы, а в 1469 году их было два: один весной, другой летом. Весенний поход рассказан в летописях с разными подробностями о мужестве русских отрядов, доходивших до самых стен Казани и разоривших ее посады, но действовавших без должного единства и потому воротившихся без решительного успеха. Более удачен летний поход, совершенный под начальством Иоанновых братьев, Юрия и Андрея Большого; осажденный ими Ибрагим смирился и выдал всех русских пленников, захваченных его татарами в течение сорока лет. По смерти Ибрагима за престол спорили два его сына, от разных матерей, Алегам (собственно Ильгам) и Магомет-Аминь. Последний убежал в Москву и отдался под покровительство Ивана III; притом же мать его Нур-Салтан, вдова Ибрагима, вышла замуж за московского союзника Менгли-Гирея. Великий князь послал большую рать; главными воеводами были князья Данило Холмский и Семен Ряполовский (1487). Несколько недель они осаждали Казань; наконец Алегам сдался и отослан на заточение в Вологду. На его место посажен Магомет-Аминь в качестве московского подручника, и на Казанскую область наложены дани, которые собирались московскими чиновниками. Около десяти лет царствовал Магомет-Аминь; но