По странному капризу судьбы, противник Лорис-Меликова в битве за Зивин и Аладжу Амет Мухтар занимал пост великого визиря Османской империи в годы ее кризиса (1913). Этот старый вельможа, родившийся в год смерти Махмута II, стал свидетелем гибели двух империй – Турецкой и Российской (он умер в 1918 г.).

Сын альдара (дворянина) из тагаузских осетин, живших на севере Дарьяла, Муса Кундуков 12 лет поступил в Павловский кадетский корпус. В 1837 г., когда ему еще не было и 20, он начал свою блестящую военную и административную карьеру в качестве офицера-переводчика императора Николая во время его поездки на Кавказ. В последующие 20 лет Муса Кундуков дослужился до звания генерал-майора русской армии, а в 1859 г., когда Шамиль сдался царским войскам, был назначен губернатором Терской области. Кундуков поддерживал дружеские отношения со сменявшими друг друга русскими высшими чиновниками, которые ему доверяли, а контакты с вождями восставших племен позволяли ему время от времени играть роль посредника.

Разрыв Кундукова с русскими властями произошел после падения Шамиля и, по его словам, был спровоцирован политикой экспроприации и депортации, направленной против племен его области. После многочисленных протестов русских властей Кундуков, посетив Стамбул, в 1865 г. со всей своей семьей эмигрировал в Турцию. Он увел с собой около 3 тыс. осетинских и чеченских «сердец». Ему были дарованы земли в селении Батманташи, в районе Токай. Потомки этих «черкесов» до сих пор составляют большинство населения вокруг Токая. Муса-паша Кундуков был начальником штаба у Измаила Хакки, когда последнему было приказано сдать русский Эрзерум, как того требовали условия перемирия в Адрианополе. По-видимому, русские власти отнеслись к нему благосклонно. Когда русские 7 сентября 1878 г. ушли из города, Муса-паша снова взял руководство в свои руки. Русские авторы хвалят его за меры, которые он принимал для предотвращения выступлений против христианского населения во время Байрама. Однако это никак не согласуется с жалобами Норманна на его фанатизм.

Муса-паша Кундуков умер в Эрзеруме в 1889 г. Его младший сын, Бекир Сам-бей, стал министром иностранных дел в первом национальном правительстве Анкары.

Муса-паша Кундуков написал мемуары, которые были отредактированы его сыном Шевкет Кундуком и опубликованы в эмигрантском журнале «Кавказ» в 30-х гг. XX в.

История русских военно-морских и воздушных операций против угольных промыслов Зонгулдака

На шахтах Зонгулдака и Зрели добывалась большая часть угля в Турции; особенно важное значение эти месторождения приобрели во время войны, когда империя лишилась возможности покупать высококачественный уголь в Великобритании. По словам историка советского военно-морского флота Н. Новикова, этому аспекту экономической стратегии в конце октября 1914 г. перед началом войны с Турцией командование русского военно-морского флота на Черном море не придавало особого значения.

Еще 1 ноября 1914 г. западные союзники, стремившиеся оставить турецкую столицу без угля, связались с русской Ставкой, которая отдала адмиралу Черноморского флота приказ начать операцию против Зонгулдака. 4 ноября флот вышел из Севастополя. Однако не было проведено никакой подготовки к предстоящей операции. В русском военно-морском штабе была всего лишь одна карта района Зонгулдака, и только один офицер (лейтенант Туманов – грузин по национальности) имел хоть какое-то представление о географических особенностях этого района. 7 ноября линкор «Ростислав» и крейсер «Кагул» обстреляли Зонгулдак в условиях очень плохой видимости; на шахтах вспыхнули пожары, но понять, какой ущерб был им нанесен, не представлялось возможным. Русские моряки потопили два угольщика и два крупных транспортных судна, перевозившие войска, которые шли в Трапезунд.

Однако этот набег не помешал туркам и дальше добывать уголь и доставлять его морем из Зонгулдака. Порт был защищен высоким волноломом, за которым во время обстрела прятались турецкие суда, принимавшие на борт уголь.

По прошествии двух месяцев русское военно-морское командование решило запечатать вход в этот порт, затопив в его «горле» четыре судна. И снова экспедиция была организована очень плохо. Между флаг-офицером (командиром «Ростислава»), капитаном крейсера «Алмаз» и миноносцем практически не было никакой координации. Для сохранения секретности младшим командирам не сообщили никаких деталей операции, и во время ее от них поступали сообщения: «Найти Зонгулдак не можем».

Эскадра подошла к нему в ночь с 23 на 24 декабря в условиях очень плохой погоды (в это время дивизии Энвера приближались к Сарыкамышу). Корабли в темноте потеряли друг друга, и на рассвете капитан «Ростислава» попытался их собрать. Вахтенный офицер корабля «Олег», который предполагалось затопить, сообщил, что ночью наткнулся на флотилию миноносцев и принял их за свои корабли. На его судно был направлен свет прожекторов, и, полагая, что его пытаются опознать, офицер прокричал в мегафон название своего корабля. Ответ прозвучал по-русски: «Спасибо, мы уже прочитали, что это «Олег». Вот вам подарочек». После этого в корабль полетели снаряды, и он получил несколько попаданий. Однако позже было доказано, что весь этот эпизод – плод воображения вахтенного офицера. Единственным вражеским кораблем в этих водах был «Бреслау», который ранним утром 24 декабря потопил другой корабль, предназначенный для затопления при входе в порт. Появление «Бреслау» среди мощной русской эскадры, в состав которой входил линкор, да еще в тот момент, когда весь Черноморский флот находился поблизости, озадачило русских моряков. Беспорядок усилился. После того как все русские корабли наконец собрались, миноносцам было приказано обстрелять порт с близкого расстояния, но их отогнал огонь турецких береговых батарей, построенных совсем недавно. Опасаясь, что не только «Бреслау», но и «Гёбен» находятся неподалеку, русский командующий велел затопить предназначенные для этого оставшиеся суда, после чего флот вернулся в Севастополь.

Провал этой операции заставил русских начать морскую блокаду Зонгулдака, которая продолжалась до Февральской революции. Ее осуществляли отряды быстроходных миноносцев, которые патрулировали прибрежные воды, а эскадра, в состав которой входили линкор и несколько крейсеров, стояла наготове в 85–100 км от Зонгулдака. Когда на кораблях заканчивался уголь, они уходили, и часто между уходом одной флотилии и приходом другой образовывался довольно длительный разрыв. Во время блокады Зонгулдак более 25 раз подвергался обстрелу, но всякий раз турки восстанавливали разрушенное. Наблюдательные посты в горах своевременно предупреждали о приближении русских кораблей, так что транспорты, курсировавшие между районами добычи угля и портом, вовремя останавливались или возвращались назад. Шахты, электростанции и другие сооружения, спрятанные в долинах, с моря были совершенно не заметны.

Убедившись, что корабельные обстрелы не наносят добыче угля ощутимого вреда, русское командование решило нанести воздушный удар по шахтам силами 14 гидропланов. 6 февраля 1916 г. (за несколько дней до штурма Эрзерума) два транспорта доставили их на расстояние 25 км от Зонгулдака и спустили на воду. До цели долетело 11 гидропланов, однако облачность была очень низкой и закрывала всякий обзор; кроме того, русские самолеты попали под прицельный зенитный огонь, что стало для летчиков неприятным сюрпризом, поскольку о существовании зенитных орудий у турок никто не знал. Нужного результата этот рейд не достиг – большую часть бомб сбросили куда попало. Впрочем, во время этой операции не было уничтожено ни одного самолета; а торпедную атаку, предпринятую на транспорты с подводной лодки, отбили.