Волков не был ни Магом, ни Властителем. Но он хорошо знал, как из простого человека сотворить подобие Властителя, – и умел это делать. Обычно получалось – на час, на два. Редко – на сутки. Однажды – на несколько суток. Он не мог задавать срок, срок зависел от самой жертвы, от каких-то внутренних, еще не раскрытых, свойств.

Потом наступал распад. Сначала – личности, а потом и тела…

…Хельга не могла даже взглянуть на что-либо по своей собственной воле. Ее несли в банке с окошечком, и куда окошечко поворачивалось, туда она и смотрела. Так, она видела, как была убита одна из охранниц: длинные острые пальцы пробили ее грудь. Но что случилось со второй – Хельга не видела, а видела только, как чудовище переступает через изломанное тело с вдавленным внутрь лбом. Потом чудовище осмотрелось. Кажется, никто ничего не услышал…

Оно отволокло трупы в дальний темный угол, само же прилегло на кровать Хельги, укрылось с головой одеялом и стало превращаться дальше.

Женева, 3 марта 1945. 19 часов

– Алло! Барышня, соедините меня с Ватиканом!

Это был пароль, но Лени все равно рассмеялась – Штурмфогель произнес эти слова таким царственным басом, что телефонная мембрана загудела.

– Соединяю. Но Его Святейшество сейчас играет в поло.

– Тогда, может быть, мы встретимся с вами? Посидим не торопясь, попьем кофе…

Лени вспомнила маленькую таблицу кодовых слов и выражений. Штурмфогель только что сказал, что ждет ее через полчаса в кафе казино «Ройал».

– Кофе, – согласилась она. – Но только кофе. Без ликера.

Это означало, что за ней могут следить.

– Тогда со сливками… – он прикроет.

– Договорились…

Неожиданно для себя она чмокнула воздух возле микрофона и повесила трубку. Щеки пылали.

Женева, 3 марта 1945. 19 часов 45 минут

– Ты прекрасно поработала, девочка, – сказал Штурмфогель, выслушав ее. – Теперь давай обозначим, как мы будем жить дальше. Я не хочу таскать тебя на связь слишком часто, это небезопасно. Почти все провалы бывают на связи… да ты и сама знаешь.

– Провалы бывают в основном на облавах, – сказала она. – Когда всех сгоняют в кучу, а потом с мужчин спускают штаны и смотрят…

– Мы поговорим и об этом, – Штурмфогель поморщился почти болезненно. – Когда обстоятельства позволят. Не сейчас.

– Ты просто не хочешь этого знать, вот и все. Так спокойнее. Правда?

Он не ответил.

Кафе располагалось на балконе – над игровым залом. Посетителей было мало, игроков еще меньше. Вот после одиннадцати…

Штурмфогель поставил свой бокал на широкие перила, обитые зеленым бархатом. Посмотрел вниз.

– Насколько они готовы? – спросил он, не поворачивая головы.

– Могут начать в любой момент. Похоже, что задерживаются клиенты. Во всяком случае, я так поняла из разговора Эйба и Дрозда.

– Дрозд с вами?

– Нет. Он появляется и исчезает. Он тоже выглядит усталым. Как и ты.

– Хорошо бы еще – по той же причине… – пробормотал себе под нос Штурмфогель.

– Что?

– Ничего. Вздор. Это вздор… Лени. Не рискуй, хорошо? Не расслабляйся. Тебе доверяют – или делают вид, что доверяют. Не проколись на этом. Даже если что-то померещится – сразу уходи. К отцу.

– Вы с ним говорите одни и те же слова, – сказала Лени со странным выражением лица. – Он заботится обо мне. А ты?

Штурмфогель долго думал, что ответить. Потом просто пожал плечами.

– Спасибо, – сказала Лени. – Я поняла. Кажется, поняла.

И улыбнулась неуловимо.

– Последнее, – сказал Штурмфогель. – Как тебе этот запах? – он достал из кармана и протянул Лени эбеново-черную фигурную бутылочку с притертой пробкой.

– Он мне должен понравиться? – Лени вдохнула воздух, задумалась. – А впрочем, неплохо. Очень неплохо.

– Ты будешь пользоваться только этими духами. Тогда начиная с завтрашнего дня мы сможем найти тебя в Женеве, с послезавтрашнего – в Европе…

– Кто это – мы?

– Я и мои помощницы. Они не вполне люди. И к моей официальной службе отношения не имеют. Кстати, чтоб ты знала: я объявлен предателем и приговорен к смерти. Так что…

Лени медленно кивнула.

– И второй презент: вот, – он протянул ей маленькую, меньше папиросной коробки, шкатулочку из такого же черного материала. – Жалко, что ею можно воспользоваться только один раз, очень полезная вещь… Пишешь записку, кладешь внутрь, бросаешь шкатулку через плечо. Она оказывается у меня.

– Ничего себе! – Лени высоко задрала брови. – Так бывает?

– Иногда. Честно говоря, я тоже думал, что не бывает, но на днях пришлось убедиться… Бывает еще страннее. Как я понял, Салем создан не только людьми.

– Э-э… Еще раз.

– Салем создан не только людьми. Еще раз?

– Нет, просто поясни.

– Видимо, на Земле живут и другие разумные расы. Почему мы с ними не знакомы, я не знаю. Может быть, мы просто не воспринимаем их, смотрим мимо… а может быть, нас разделяют какие-то перегородки, стены, не знаю, как это выразить…

– Вот это я поняла. Интересно, что примерно о том же говорил мой дед. Он был мудрым человеком. Но ему никто не верил. А ведь он даже не бывал наверху…

– Тогда я не понял. А о чем он говорил?

– О перегородках и стенах. О том, что все вокруг значительно сложнее и запутаннее. Что мир полон замаскированных стен. Он все пытался найти дверь в стене. И, наверное, однажды нашел. Представляешь, он вышел из дому. Его ждал автомобиль – на другой стороне улицы. Так получилось – нельзя было подъехать. Пришлось пройти лишних двадцать метров. Он дошел до автомобиля, стал обходить его – и исчез. Там негде было исчезнуть, но он исчез… Никто не видел, как это произошло. Но как-то произошло… Извини, я перебила.

– Нет-нет. Я ведь ничего такого важного не говорил. Но когда поймешь наконец, что все это принадлежит не только нам… становится как-то проще. Понятнее.

– Возможно… – с сомнением протянула Лени и тут же спохватилась: – Все. Время. Надо идти.

Штурмфогель встал. Вдруг, неожиданно для себя, наклонился и поцеловал сидящую Лени в лоб. Она отшатнулась, запунцовев. Но через миг вскочила, рукой притянула голову Штурмфогеля к себе, поцеловала в уголок рта… И – метнулась бежать.

Берлин, 3 марта 1945. 22 часа

То, что поднялось с кровати Хельги, уже почти ничем не напоминало человека. Разве что тем, что стояло на двух ногах и имело две верхние конечности. Оно было тоньше и выше, колени и локти оканчивались длинными зазубренными шипами, острые загнутые шпоры торчали из пяток – на которые существо не опиралось при ходьбе, пружиня на носках необыкновенно длинных ступней. Из-за этого походка была стремительной, летящей. Кожа, если это была кожа, отливала графитным блеском. Голова – удлиненная, с покатым твердым лбом, из-под которого мрачно посверкивали четыре выпуклых красноватых глаза (два смотрели вперед, два – в стороны), – сидела на короткой, но очень гибкой шее. Маленькие челюсти вряд ли были предназначены для нанесения вреда противнику, но из груди выступал острейший пилообразный гребень; подобные же гребни, поменьше, украшали собой голени и предплечья…