Движения существа были стремительны и нечеловечески точны.

Оно прошло сквозь четверых охранников на входе столь быстро, что они вряд ли успели понять, кто перед ними и что оно с ними делает…

Дальше была темная улица и холодный дождь; капли его не задерживались на коже существа. Дома мелькали, сливаясь в один бесконечный дом без входов. Существо что-то искало, но пока само не знало, что.

…и все это время Хельга – нет, уже не Хельга, а Ута, девочка Ута, что они с тобой сделали… – билась в клетке, в которую ее заключили. Не останавливаясь ни на секунду, она царапала, била, трясла, расшатывала прутья – пока вдруг не почувствовала, что один стал поддаваться…

Волков был изощрен, но не всесилен…

Берлин, 3 марта 1945. 22 часа 15 минут

Нойман выслушал доклад, ни разу не перебив Круга, – что само по себе было весьма необычно. И когда Круг замолчал, Нойман еще долго рассматривал свои пальцы. На левом указательном белел ребристый шрам – в детстве мальчик Зигги любил пускать ракеты из артиллерийского «макаронного» пороха…

– Хете был прав, – сказал он наконец. – Нужно было убрать ее сразу. Я чувствовал… но так хотелось сыграть… обыграть…

– Я не понимаю нескольких вещей, – сказал Круг. – Почему…

– …кто мог подумать, что он не станет играть, а просто смахнет фигуры? – не слушая Круга, проговорил Нойман. – Почему ни один пост не засек попытки проникновения в здание, а? Почему нападавшие использовали только холодное оружие? Наконец, зачем понадобилось захватывать Хельгу, потом отдавать ее нам, потом опять захватывать…

– Почему ее увели голой, – подсказал Круг. – А если переодевали – то с какой целью? И потом… есть подозрение, что непосредственная охрана Хельги погибла по крайней мере час назад. Доктор скажет точнее. То есть…

– То есть имело место тихое проникновение – и громкий выход. Так?

– Да.

– Для чего? Если можно тихо войти, значит, можно так же тихо удалиться. Нет?

– Подожди… – Круг уставился в одну точку. – Что-то померещилось… Ладно, вспомню. Громко выходить имеет смысл, если хочешь отвлечь внимание от того места, через которое вошел.

– То есть они намерены вернуться?

– Наверняка.

– Так может быть, гипотетическая наша «крыса» – это вовсе не человек, а – место? – Нойман даже привстал. – Кто-то приходит, распускает уши, узнает, что ему надо… сматывается… Возможно такое?

– Вполне, – сказал Круг, бледнея. – По крайней мере, в это я легче поверю, чем в успешное прохождение предателем контроля лояльности.

– Ищи, – наставил на него палец Нойман. – Как хочешь, чем хочешь, носом, рылом… ищи! Белов и вся его служба – под твое начало. День тебе даю. Всё… Да! – закричал он в спину повернувшемуся Кругу. – Увели голой. Наверное, через этот канал в одежде не пройти. А?

– Возможно, шеф, – кивнул Круг и вышел из кабинета.

И тут Нойман почувствовал, что еще один вопрос остался без попытки ответа. Взяли, отдали, взяли. Зачем?

Значит, все-таки – «слепок»…

Круг и его люди не нашли в сознании Хельги характерных следов подготовки «слепка». Но это не значит, что нет более тонких методик…

«Слепками», «матрицами», «копирками» называлось особое состояние сознания какого-либо человека-носителя. Носитель вел себя обыкновенно, не вызывая подозрений, при этом (сознательно или несознательно, это зависело от методики) создавая в своей памяти эйдетический слепок реальности. И умелый интерпретатор мог воссоздать реальность, с которой слепок был снят, в высшей степени достоверно – и даже с деталями, которые не попали в поле зрения носителя, а пришли туда в отражениях личностей других людей…

Методика эта просуществовала некоторое время, но очень скоро англичанами был разработан детектор «слепков» – и от применения ее пришлось отказаться. Дальнейшие работы по созданию «слепков» были прекращены личным распоряжением фюрера.

Очевидно, зря.

Но если есть какой-то «подземный ход»… и «слепки»… то – Штурмфогель?…

Ни при чем?

Нойман почувствовал озноб. Отменить охоту? А если он уже убит? Все-таки Хете – это Хете, от него еще никто не уходил. Как тогда все будет выглядеть?

Он, Нойман, отдал приказ убрать офицера, ценнейшего сотрудника – просто по подозрению, из-за стечения обстоятельств, играя на руку врагу?…

Вот. Он уцепился за последнюю мысль. Преследуя Штурмфогеля, мы даем врагу понять, что играем по его сценарию. На самом-то деле мы разгадали сценарий, но не имеем права показать этого. Если Штурмфогель падет жертвой нашей игры – то он падет геройской смертью офицера: подобно курьеру-смертнику, который может доставить врагу фальшивку лишь на собственном трупе…

Его можно будет представить к Железному Кресту.

Кстати, что там у нас в Женеве? Нойман стряхнул с лица остатки смятения и открыл папку с последними донесениями.

Ребята Эделя работали отлично. По их данным, группа Коэна насчитывала шестнадцать человек, из них девятеро уже были идентифицированы, а остальные, скорее всего, являлись новичками-дебютантами. Группа располагала большим количеством автоматического оружия, включая два тяжелых пулемета, а также несколькими базуками и минометами. Судя по весу оружия и боеприпасов, до цели группа должна была следовать как минимум в двух тяжелых грузовиках…

Отдельное донесение было про двоюродную сестру Эйба Коэна, чья функция в группе оставалась неясной. Трижды ее посылали для установки тайников, но к тайникам никто не пришел, а при вскрытии одного из них не было найдено ничего. Просто – ничего. Тайник был пуст. Следует отметить высокий профессионализм девушки в деле ухода от слежки…

С чего бы это, подумал вдруг Нойман. Роза Марцинович из Лемберга, дочь еврея и полячки, мать всё время прятала ее в тайнике в борделе, который сама и содержала. Из-за бывшего (да к тому же и давно мертвого) мужа у матери были сложности с местным гестапо, но кто-то из аппарата гауляйтера заступился за вдову…

Это были данные Штурмфогеля. А если Штурмфогель все это сам придумал?…

Значит, он предатель.

Или это совсем другая девушка. Потому что в борделе девушка может научиться многому, но не профессиональному уходу из-под слежки…

Адриатика, остров Премуда. Яхта «Босфор». 4 марта 1945. 05 часов

Две ночи подряд Гуго охотился на командира, но прихватить смог только сейчас, после того, как яхта вошла в какую-то бухточку и стала на якорь. Очевидно, с острова их наводили, потому что в такой непроглядной тьме просто так приблизиться к берегу – и то было непросто; да и новые голоса зазвучали на палубе…

Так и шли: ночами плыли, днями стояли, укрытые маскировочной сетью. Команда спала. Но днем Гуго был почти бессилен, вот в чем беда. Ему нужна была луна, пусть ущербная, пусть за тучами. И вот сейчас – повезло. А может быть, он намолил себе эту удачу. Командир Джино сказал наверху: я вздремну до света. Потом растолкай меня, шкип. Да спи ты сколько влезет, сказал капитан, хоть до вечера… Я сказал: до света. Ну, ладно, капитан вздохнул, как хочешь.