Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Проклятие! – сказал он наконец (на французском языке эпохи позднего Средневековья), захлопнул книгу и поднялся.
Что, если его теория неверна? Что, если первоэлемент, главенствующая стихия – вода? Как возможно доказать подобные мысли? Должен же существовать некий путь… некий метод… чтобы можно было увериться твердо, бесповоротно хотя бы в одной истине! Но каждая истина влечет за собою другие, такая чудовищная путаница, и все великие умы прошлого противоречат друг другу, да ведь никто и не станет читать его книгу, даже эти жалкие ученые сухари в Сорбонне. Они сразу чуют ересь. А чего ради он старается? Чего стоит его жизнь, прожитая в нищете и одиночестве, если он так ничего и не узнал, а только путался в догадках и теориях? Он яростно шагал по мансарде из угла в угол и вдруг застыл на месте.
– Хорошо же! – сказал он Судьбе. – Прекрасно! Ты не дала мне ничего, так я сам возьму то, чего хочу!
Он подошел к кипе книг – книги повсюду штабелями громоздились на полу, – выхватил из-под низу толстый том (причем поцарапал кожаный переплет и поранил пальцы, так как фолианты, что лежали сверху, обрушились), с размаху швырнул книгу на стол и принялся изучать какую-то страницу. Потом все с тем же застывшим на лице выражением мятежного вызова приступил к приготовлениям: сера, серебро, мел… В комнате у него было пыльно и нахламлено, однако на небольшом рабочем столе порядок безукоризненный, все колбы и реторты под рукой. И вот все готово. Он чуть помедлил.
– Это нелепо, – пробормотал он и глянул в окно, туда, где теперь еле угадывались во тьме две квадратные башни.
Под окном прошел стражник, громко выкрикнул время – восемь часов, вечер холодный, ясный. Тишина такая, что слышно, как плещет в берегах Сена. Жеан Ленуар пожал плечами, нахмурился, взял кусок мела и начертил на полу, подле стола, аккуратную пентаграмму, потом взял книгу и отчетливо, хоть и несмело, начал читать вслух:
– Haere, haere, audi me…[28]
Заклинание такое длинное и почти сплошь бессмыслица. Голос Ленуара звучал все тише. Стало скучно и как-то неловко. Наскоро пробормотал он заключительные слова, закрыл книгу – и шарахнулся, привалился спиной к двери и ошеломленно, во все глаза уставился на непонятное явление: внутри пентаграммы возник кто-то огромный, бесформенный, освещенный только голубым мерцанием, исходящим от огненных лап, которыми он неистово размахивал.
Барри Пенниуизер наконец опомнился и погасил огонь, сунув руки в складки одеяла, которым был обмотан. Он даже не очень обжегся, только отчасти утратил душевное равновесие, и опять подсел к столу. Поглядел на свою книгу. Глаза у него стали круглые. Перед ним лежала уже не тощая книжка в серой обложке под названием «Последние годы Вийона: Исследование различных возможностей». Нет, это был тяжелый том в коричневом переплете, и назывался он «Incantatoria Magna»[29]. У него на столе? Бесценная рукопись 1407 года? Да ведь единственный список ее, который пощадило время, хранится в Милане, в Амброзианской библиотеке? Пенниуизер медленно обернулся. И медленно раскрыл рот от изумления. Обвел взглядом железную печурку, рабочий стол, уставленный ретортами и пробирками, неправдоподобные тома в кожаных переплетах – они громоздились на полу, десятка три солидных кип, – окно, дверь. Знакомое окно, знакомая дверь. Но у двери съежился на полу кто-то маленький, бесформенный, черный, и от этого существа исходил сухой частый треск, точно от погремушки.
Барри Пенниуизер не отличался особой храбростью, но он был человек рассудительный. Он подумал, что сошел с ума, и потому сказал совершенно спокойно:
– Вы кто, дьявол?
Существо содрогнулось и продолжало стучать зубами.
Профессор мельком глянул туда, где высился неразличимый в темноте собор, и для пробы перекрестился.
Тут непонятное существо вздрогнуло, но не отпрянуло. Потом еле слышно что-то сказало; оно отлично говорило по-английски… нет, оно отлично говорило по-французски… нет, оно довольно странно говорило по-французски.
– Mais vous estes de Dieu[30], – сказало оно.
Барри встал и попытался его рассмотреть.
– Кто вы такой? – властно спросил он.
Существо подняло голову – лицо оказалось самое обыкновенное, человеческое – и кротко ответило:
– Я Жеан Ленуар.
– Как вы попали в мою комнату?
Короткое молчание. Ленуар поднялся с колен, выпрямился во весь свой невеликий росточек – пять футов и два дюйма.
– Эта комната – моя, – сказал он наконец с ударением, хотя и вполне вежливо.
Барри обвел взглядом книги и колбы. Еще минута прошла в молчании.
– Тогда как же я сюда попал?
– Я перенес вас сюда.
– Вы маг?
Ленуар с гордостью кивнул. Он весь преобразился.
– Да, я маг, – промолвил он. – Да, это я перенес вас сюда. Если Природе не угодно открыть мне знания, так я могу покорить ее, Природу, я могу сотворить чудо! Тогда к дьяволу науку! Я был ученым… с меня довольно! – Он устремил на Барри пылающий взор. – Меня называют глупцом, еретиком, что ж, клянусь богом, я и того хуже! Я колдун, доктор черной магии, я, Жеан, чья фамилия означает Черный! Магия действует, так? Стало быть, наука – пустая трата времени. Ха! – фыркнул он, но по лицу совсем не видно было, чтобы он торжествовал. – Лучше бы она не подействовала, – сказал он тише и зашагал взад и вперед между кипами книг.
– Я тоже предпочел бы, чтобы ваша магия не подействовала, – отозвался гость.
– Кто вы такой? – Ленуар вскинул голову и с вызовом поглядел в лицо Барри, хотя тот был на голову выше.
– Меня зовут Барри Пенниуизер. Я профессор, преподаю французский язык в Мансонском колледже, штат Индиана, провожу отпуск в Париже – продолжаю изучать позднее французское Средневеко… – Он запнулся. Вдруг он понял, что за произношение у Ленуара и почему его зовут не просто Жан, а Жеан. – Какой сейчас год? Какой век? Прошу вас, доктор Ленуар… – (Лицо у француза стало растерянное. Слова не только звучат по-иному, изменилось, кажется, и самое их значение.) – Кто правит вашей страной?! – закричал Барри.
Ленуар пожал плечами – истинно французский жест (есть вещи, которые не меняются).
– Королем сейчас Людовик, – сказал он, – Людовик Одиннадцатый. Гнусный старый паук.
Несколько минут они стояли
