депутаты создали «Авентинский блок», потребовав отставки Муссолини и роспуска парламента, однако из–за бездействия короля отказались перейти к самостоятельным действиям по свержению Муссолини. В результате фашизм смог не только устоять, но перешел к началу 1925 г. в наступление на остатки традиционной государственности и общественного плюрализма. В 1925 г. Муссолини как премьер освободился от ответственности перед парламентом, в 1926 г. правительство получило чрезвычайные полномочия, тут же распустив или заставив объявить о самороспуске все остававшиеся к тому времени за пределами влияния фашизма партии и профсоюзы и поставив любое сопротивление вне закона. Наряду с расширением террора в 1927 г. были созданы его головные органы: Особый трибунал и тайная полиция. «Хартия труда» 1927 г., ставшая основным документом в регулировании трудовых отношений, ввела абсолютный запрет на стачки, параллельно сформулировав одну из главных идей фашизма в виде «корпоративного государства». Отныне вся итальянская нация являлась не чем иным, как сообществом «производителей», делом чести которых являлась гармония в отношениях между собой в общенациональных интересах. По отраслям экономики создавались 22 корпорации, объединявшие всех занятых на производстве, от владельцев до чернорабочих, и осуществлявшие сотрудничество в рамках «морального, политического и экономического единства» нации. Был восстановлен 8-часовой рабочий день. Индивидуализм должен был уступить место корпоративному духу, арбитром и регулятором которого выступало фашистское государство. В 1929 г. Латеранские соглашения разрешили еще один болевой вопрос: Ватикан и Итальянское королевство взаимно признали друг друга, тем самым начав именно при фашистском правлении эпоху мирного сосуществования и лояльности.

Всеми этими мероприятиями фашизм не только радикально преобразовал политический климат в государстве и обществе, но фактически продолжил специфическими методами дело реального объединения Италии в единое целое. Муссолини «заставил в Италии поезда ходить по расписанию», достиг значительных успехов в борьбе даже с таким сильным врагом и конкурентом, как мафия, постепенно за счет ужесточения государственного контроля смог вернуться к активной социальной политике в пользу широких слоев народа, организовал и сделал доступным досуг. Фашистская идеология представляла собой пеструю смесь из имперских идей величия Италии, национализма, традиционного консерватизма, смягченного идеями патерналистского этатизма. Даже с католицизмом фашизм достиг эфемерного согласия на почве взаимных уступок и ненависти к демократии, либерализму, коммунизму и революциям. До начала сближения с нацизмом в середине 1930‑х годов режим отличался необычной терпимостью в расовом вопросе, а градус политического террора так и остался неизмеримо ниже, чем в Германии. Цементирующим моментом долгое время оставался культ дуче — пропаганда представляла его как всемогущего, но человечного вождя итальянской нации, хранящего баланс между всеми институтами общества.

Диктатура и демократия — две линии развития в Европе 1930‑х годов

Мировой экономический кризис и эволюция западного общества

«Черный четверг», обвал курсов акций на Нью–Йоркской бирже, случившийся 24 октября 1929 г., стал для миллионов европейцев таким же водоразделом эпох, как и 1 августа 1914 г. За последующую неделю рынок ценных бумаг в США потерял 40% своей стоимости, что составляло около 30 млрд долл. Тот, кто на первых порах считал, что кризис затронет лишь воротил финансового капитала и крупных акционеров, со временем понял, что его последствия касаются каждого. Отток американских инвестиций усилил падение уровня промышленного производства в Европе, которое в ряде стран сократилось почти наполовину, откатившись к показателям начала века. Банкротство банков и предприятий привело к резкому скачку безработицы и падению уровня жизни тех, кто еще сохранил свое рабочее место.

Государственные лидеры на первых порах видели в происходивших событиях обычный кризис перепроизводства, который продлится недолго и оздоровит экономику. Однако эпоха свободной конкуренции осталась в прошлом, а последующий этап развития капитализма привел к появлению в его толще опасных тенденций, на которые пока еще не были найдены адекватные ответы. Речь идет о крайней концентрации производства и доминировании корпоративного капитала. В годы «просперити» его могущество достигло своей наивысшей точки.

После наступления кризиса монополистические объединения — картели, тресты — в полной мере задействовали рычаги влияния на государственные органы. Ради удержания своих позиций на мировом рынке они заключали тайные международные сделки, ради сохранения чистой прибыли шли на сокращение объемов производства. Тяготы кризиса перекладывались на плечи того сектора экономики, в котором еще доминировали рыночные законы. Мелкие и средние предприниматели, которые не могли рассчитывать ни на государственную поддержку, ни на отсрочку долгов, массово разорялись.

Впервые в истории экономический кризис в такой степени разрушил сложившуюся систему общественных отношений. Цены на сырье и продовольствие понизились в несколько раз, но покупать их было некому. Товарные запасы уничтожались в невиданных масштабах — апельсины давили бульдозерами, зерном топили печи, молоко выливали в реки, кофе и сахар выбрасывали с кораблей в море. И все это происходило на глазах людей, которым нечем было кормить своих детей.

Экономический кризис перекроил повседневную жизнь «маленького человека» во всех европейских странах. В годы стабилизации зарплаты росли гораздо медленнее, чем прибыли финансовых дельцов, но рабочим и служащим казалось, что они получают свою долю растущего общественного богатства. Современные экономисты справедливо отмечают, что слабость массового спроса стала одной из важных причин кризиса, начавшегося в 1929 г. Основная часть капиталовложений в предшествующие годы направлялась не в производственную сферу, а на финансовые спекуляции, оседала на бирже. Оттуда в западный мир и пришла катастрофа Великой депрессии.

Призрачное «благосостояние для всех» рухнуло буквально как карточный домик. Ежедневно тысячи людей оказывались за воротами своих предприятий и учреждений. Газеты тех лет писали, что безработица стала «самой распространенной, самой коварной и разрушительной болезнью нашего поколения». Общее количество безработных в 1932 г. достигло 26 млн человек, еще несколько миллионов работали неполный рабочий день. В одной только Германии без работы оставалось 6 млн человек (20% самодеятельного населения страны), причем пособия выплачивались менее чем половине из них.

То, что казалось безвозвратно ушедшим в прошлое — нищета и голод, вернулось в качестве прямой угрозы физическому существованию миллионов европейцев. Это вело к распаду семей и росту числа беспризорных детей, обострилась проблема алкоголизма, резко выросло число самоубийств. От горьких вопросов обыденной жизни: как сохранить или найти работу, чем кормить семью, менять ли место жительства, миллионы людей поневоле поднимались до серьезных обобщений: кого винить в произошедшем и как жить дальше.

Сокращение в годы Великой депрессии притока налоговых поступлений ставило крест на государственных социальных программах. В попытках сохранить бюджетное равновесие западные страны одна за одной повышали ставку учетного процента, и это стало роковым решением, которое ускоряло сокращение промышленного производства, тормозя и потребительский спрос, и деловые инвестиции. Свой вклад в нагнетание ситуации внесла и