– Значит, этот ублюдок далеко? – подытожил Айзенбард.

– Я думаю, он в самом надежном месте, которое мог себе вообразить, – Мэри сморщилась, оглядывая нанесенную ей рану. – Как ты отнесешься к тому, чтобы понести меня на руках?

– Где бы он ни был, я его достану, – тихо, для самого себя, пробормотал корсар. Подойдя к лежащей Мэри, он впервые в жизни посмотрел на нее сверху вниз.

– Понести тебя? – переспросил он. – Ты путаешь меня со своим многоруким кавалером, детка.

– Он уже не сможет кого-нибудь понести, – холодно сказала Мэри. – Эти твари достали его.

И Айзенбард услышал доносящиеся из угла хрипы.

Четыре Руки был силен. Жизнь вытекала из его разрубленного тела медленно и неохотно. Струилась густым потоком темно-коричневого цвета. Засыхая, этот ихор становился черным и не смывался никакой водой.

Узкие глаза мангаса неподвижно смотрели вверх. Лишь незаметные движения зрачков и век говорили, что их владелец живет. И еще иногда воздух с сипением оставлял длинную треугольную рану в груди.

Мэри протянула руку и кончиками алых ногтей прикоснулась к подбородку мангаса.

– Ты слышишь меня? Ответное движение глазами,

– Ты понимаешь, что рана слишком серьезная?

Четыре Руки опустил веки. Он все понимал, он держался так долго, чтобы браслет за его жизнь достался друзьям. Такие, как он, умели заставить смерть подождать.

–Я могу сделать это для тебя, – голос Мэри звучал ровно.

В ее мыслях не было приза от Хозяев Архипелага, который ждет убийцу такого воина, как Четыре Руки. Она думала, что, оказывается, это больно, когда тебе вырезают сердце. А сколько раз она не задумываясь проделывала это с другими?

– Ты разрешишь мне?

Губы мангаса шевельнулись. Он пытался сказать «да».

Мэри достала стилет, ласково огладила кончиками пальцев горло мангаса. Все должен сделать один удар. Прощальный поцелуй стали.

– Отвернись, пожалуйста, – попросила она Айзенбарда. Гном хмыкнул, пожал плечами, но отвернулся. Надо же, никогда бы не заподозрил в ней такую сентиментальность.

Закончив потеху в таверне, они должны были запалить ее с четырех углов. Еще одна месть Городу и сигнал скопившейся у берега пиратской эскадре. Горящее здание «Красного Быка» будет хорошо видно с моря.

Жаль, потеха вышла не слишком веселой. И сил затевать пожар самим уже не осталось.

На улице Айзенбард позвал своих людей и передал им опиравшуюся на его плечо Мэри. Отправил двоих вынести тело их боевого друга. «Чернокрылых» пристало хоронить в море, а не сжигать, как сухопутных крыс.

Ему протянули зажженный «вечный» факел. Цепочка дрожащих, но не гаснущих заговоренных огней окружила таверну.

Надо было, наверное, сказать что-нибудь этакое, но в голову ничего не лезло.

– Пусть суки сгорят! – хрипло крикнул Айзенбард Оскаленный. – Жги!

Рассыпая искры, факел полетел в открытую дверь. А за ним другие.

– Ну, господин Янус, – старик поставил последнюю точку и теперь закрывал книгу, возясь с металлическими защелками. – С формальностями покончено. Сожалею, что пришлось отнять ваше время, но правила есть правила.

Антон поклонился,

– Временем вы вольны распоряжаться, как никто другой, – ответил он и сам же удивился своему высокому слогу.

Пребывание в Мультиверсуме пагубно сказывается на состоянии его мозгов? Или к его модулю незаметно подключился тезаурус, действующий на Архипелаге? Подобные трюки практиковались создателями игры для большего «вживления в роль». Встроенные фильтры автоматически преобразовывали современную речь и жаргон в архаичные семантические конструкции. Хочешь сказать кому-нибудь: «Отвали, козел вонючий», а получается: «Пошел вон, смерд».

– Позвольте теперь мне сопроводить вас к Порталу Архипелага, – старик спустился с возвышения и сделал приглашающий жест. – В силу необъяснимого отсутствия Привратника его обязанности тоже приходится выполнять мне.

Портал Архипелага – это огромная, в два человеческих роста, двухстворчатая дверь, изготовленная целиком из серебра. На ее створках выпуклый орнамент – стилизованная карта Островов с гигантскими рыбами, дующими в трубы кучерявыми амурами, розой ветров и прочими украшательствами. Поперек двери огромный засов, сдвигаемый хитроумным механизмом из зубчатых колес и рычагов.

При взгляде на это сооружение внутри Антона шевелится утраченное восприятие «призрака». Что-то цепляет обвисшую, но не порванную струну. И в ответ рождается слабый, однако уже слышимый звук. Хакер вслушивается в него с недоверием и надеждой.

Сопровождающий его старик вытягивается по мере возможности, стремясь принять торжественный вид. С собой он, оказывается, прихватил здоровенную косу с начищенным лезвием. И большие песочные часы. Песок в часах почему-то черный.

– Портал Архипелага! – восклицает он с энтузиазмом. Тут же его лицо делается несчастным и озабоченным. – Ключи, – сконфуженно бормочет он себе под нос, – куда я мог подевать ключи?

Антон, не обращая на него внимания, разглядывает Портал. На его губах проступает рассеянная улыбка узнавания.

– Простите, вы не могли бы подержать это? – Старик дергает Антона за рукав, отвлекая его от созерцания дверей. Сует ему песочные часы. Прислонив косу к каменной арке, он охлопывает себя ладонями. – Куда же я их подевал? Ключи, ключи…

– Ключи? – спрашивает Антон. – Зачем они нужны? Ведь здесь нет никакого замка. И никакой двери.

То, что представлялось металлической дверью, – несложная программа для авторизации пользователя. Снабженная проверкой пароля и средством ведения логов. Не так давно он бы миновал ее, даже не заметив.

Что мешает ему сделать это сейчас? Ведь двери – это специальность жителя Архипелага по имени Янус.

– А, вот они! – торжествующе восклицает старик, извлекая из-под рясы огромную связку ключей. – Извините, что заста…

Он не договаривает, забыв от удивления прикрыть запавший рот. Антон, вытянув перед собой руки, шагает вперед. Прямо в закрытый Портал.

И всколыхнувшееся серебро двери поглощает его бесследно.

– Эх, молодежь, молодежь, – ворчливый голос старика наперегонки с эхом гуляет по старой церкви. – Вечно в спешке. Доходит уже до того, что дверь забывают перед собой открыть,

Его громкие сетования постепенно стихают, превращаясь в неразборчивое «бур-бур-бур». Вновь подхватив жестяные ведра, старик долго смотрит вверх, на испорченную фреску.

Предстоит нелегкая работа. И поблизости не видно лестницы, чтобы лезть под купол.

Старик вздыхает. От этого глубокого и сильного вздоха его тело раздувается. Горб на спине шевелится, изменяя свою форму. Громко трещит ветхая ряса.