– Я не об этом, я о другом тебя прошу. Не говори моим сынам, что их отец изменник. Алексей-то ладно, ему, акромя денег, ничего не надобно, а вот Сергей совсем другое дело, он на отца-героя чуть не молится, сам собирается в стрелецкий полк на службу поступить, – пояснила Маша.

– Я ж не злыдень, чтоб детей отца грехами попрекать. Скажу, мол, с честью пал в сражении с нехристями, – заверил Княжич.

Сойдя с крыльца, он ухватил за шиворот утирающего кровяные сопли Лексей Евлампича и строго пригрозил:

– Ежели на мать с сестрой еще раз тявкнешь или, упаси тебя господь, хоть пальцем тронешь – убью. Ты меня понял?

– Да понял я, чего ж тут не понять. Только коль они тебе так дороги, так забирай к себе, а то повесил мне на шею свое отродье, да еще и кулаками в морду тычешь. Разве это справедливо? – довольно дерзко огрызнулся младший Бегич.

Отпустив Алешку, Иван направился к конюшне, размышляя на ходу: «Непременно надобно Марию с Катенькой отсюда забирать, иначе этот гад не мытьем так катаньем своего добьется. Похоже, он в отца не только харей, а и нутром поганым уродился – такой же злобный, жадный да упрямый, его и страх не остановит. Так что вовремя Борис мне вотчину пожаловал, нынче же Машу с дочкою туда свезу».

Немногословный, деловитый Федор расседлал уже коней, задал им вволю сена и беседовал теперь с каким-то парнем. Завидев Княжича, тот шагнул ему навстречу.

– Ну, здравствуй, дядя Ваня, – смущенно улыбаясь, поприветствовал атамана юноша.

Иван с трудом признал Сергуньку. В свои неполные пятнадцать лет младший Машин сын ростом был чуток пониже Ваньки, но широтою плеч уже не уступал лихому атаману.

– Здорово, Сергей, – довольно холодно ответил на приветствие Княжич и принялся седлать Татарина.

– Вижу, не понравилось у нас, коль, не успев приехать, покидаешь, – виновато вопросил добрый молодец.

– Покидаю и не только сам, но и Машу с дочерью сегодня же отсюда заберу.

– С Катериною ты правильно решил, – одобрительно кивнул Сережа. – А вот маманя никуда из дому не пойдет. Я уже пытался от Алешки отделиться, да она не дозволила. Так вот и живем.

– Вижу я, как вы живете, – возмутился Ванька. – Марию заморили чуть не до смерти, девчонку малую до синяков колотите, али скажешь, ты тут ни при чем, брат во всем виновен. А ты куда смотрел? Вон какой верзила вымахал, и за мать не можешь заступиться.

– Не знаю, как у вас в станице, но на Москве так многие живут. Здесь корысти ради сжить родню со свету – обыденное дело, – заявил Сергей и смело глянув Княжичу в глаза, добавил: – А что до мамы с Катенькой, так если бы не я, Алешка их давно б уж загубил. Думаешь, ты первый, кто его за жадность и паскудство проучил? Только братец мой из тех, про которых говорят – горбатого могила лишь исправит. Так что же мне, родного брата порешить прикажешь? Оттого и радуюсь, что Катерину забираешь. Теперь могу хоть со спокойною душой уйти на службу.

Княжич сразу поумерил гнев. У Сережи и даже у Алешки была своя правда. «А ты чего хотел, Иван Андреевич? Мать их совратил, отца убил, да еще и недоволен, что эти парни тебя без должного почтения встретили. Тебе б покаяться пред ними, а не по харе бить да поучать», – подумал Ванька. Каяться отважный атаман не стал, не в его то было правилах, вместо этого он дружелюбно вопросил:

– И где служить намерен?

– Там же, где отец служил, в полку Барятинского.

– А когда на службу отправляешься?

– Да нынче же, нет больше моих сил смотреть на все на это, – тяжело вздохнул Сергей.

Лишь теперь Иван приметил, что одет Сережа попоходному, на боку его висела сабля, в сапоге торчал кинжал. Заметив устремленный на клинок взгляд атамана, парень с гордостью изрек:

– Тот самый, который дядя Митя подарил. Кстати, как он поживает?

– Убит хорунжий наш с твоим отцом в одном сражении.

– Ты, дядя Ваня, ничего не перепутал? – с явным недоверием промолвил юноша. – А то я спрашивал стрельцов, тех, которые вернулись из Сибири, что с батюшкой? Так толком ничего и не добился. В один голос все твердят – убит, мол, сотник, но где и как, не говорят.

– Я ж сказал тебе – погиб твой батька геройской смертью за отечество и веру, на том и успокойся. Мы тогда в засаду угодили, я один в той схватке уцелел, потому не мудрено, что из стрельцов никто не знает обстоятельств его погибели, – врал Ванька убедительно, без малейшего зазрения совести, несмотря на свою набожность, ложь во благо он не считал большим грехом.

Увидав, что на глазах у парня навернулись слезы, Княжич приобнял его за не по-юношески крепкое плечо и предложил:

– Давай-ка я тебя на службу провожу, нам ж с тобою по пути, мне до челобитного приказа надо съездить, на имение грамоту выправить, а тебе, как понимаю, до стрелецкого.

– Проводи, – кивнул Сергей.

Федор отворил им ворота, и они двинулись в сторону кремля. Во время их недолгого пути атаман рассказывал молодому стрельцу о том, как его батька геройски проявил себя в бою на подступах к Искеру.

У приказных палат Иван простился с братом своей дочери.

– Удачи тебе, Сергей. В воинской судьбе, непредсказуемой, она всего главней.

– И тебе удачи, дядя Ваня, – ответил юноша, крепко пожимая руку Княжича.

Более они уже не встретятся. Сережа Бегич станет славным воином, дослужится аж до полковника, во время смуты особо отличится при обороне Троицко-Сергиевского монастыря, затем вступит в ополчение Пожарского и погибнет в битве за Москву в жестокой сече с ляхами гетмана Ходкевича41, так и не дождавшись помощи от казачьей вольницы князя Трубецкого.

9

Пожилой, изрядно лысый приказный дьяк с заткнутыми аж за оба уха гусиными перьями, что делало его похожим на старого, облезлого черта, встретил – Княжича не очень-то приветливо. Взяв принесенный Иваном свиток, царев слуга брюзгливо вопросил:

– Почему так поздно заявился? Аль не знаешь, челобитную положено с утра пораньше подавать. Я уж до дому собрался, а теперь сиди, мозоль глаза при свечке над твоим доносом.

– С чего ты взял, что я с доносом прибыл? – возмутился атаман. – Мне сию грамоту боярин Годунов вручил. Сказал – ступай в приказ, там тебе имение осиротелое отпишут во владение.

Речи Посполитой.

– Вот оно как, – не на шутку удивился дьяк. – А то я сам дивлюсь – по одежке вроде бы казак, вид геройский, и с ябедой явился. И за что ж тебе такая милость?

– За поход в Сибирь, – довольно скромно пояснил Иван.

Услышав про Сибирь, царев слуга пристально взглянул на Ваньку, затем аж вздрогнул, растерянно сказав при этом:

– Так ты тот самый злыдень, который на Иван Васильевича руку поднял, и одной лишь ссылкой отделался. Тото, я гляжу, лицо знакомое, мне тебя воевода Мурашкин показывал, когда в поход вас провожали.