Убежденность в существовании единой вездесущей и всемогущей силы, являющейся первопричиной всего бытия, была и неотступно следовала во всех жизненных моментах, именно это и было Богом для Алексея. Но что это и как Его назвать, когда кроме этих слов больше в голову ничего не приходило. И оставалось одно: Сила сама по себе – он сам по себе. Что и есть не просто ересь, но самоубийство духовное.

«По делам твоим и по вере твоей и осужден будешь» – все это понималось не правильно, а гордыней и вообще отвергалось, как не нужное, ведь жизнь шла, он добивался своего, чего бы это не стоило, и чувствовал в себе неограниченные силы, а пока все обстоит таким образом и Бог не нужен. Хотя в глубине сознания ощущение было совершенно другим и становилось, порой, настолько сильным, что толкало в церковь, но не к отцу Иоанну – к нему не позволяла ложный стыд, а в любой храм или… почему-то на кладбище. Здесь ему казалось, что он приближается к Кому то, особенно это было ощутимо у могил мамы, Нины Ярославны, Ии и Ванечки…

Глядя на их, из черного мрамора, обелиски, Алексей обращаясь в никуда, задавался вопросом, заранее понимая, что ответа из пустоты не дождется. Он хотел докопаться до сути и возвращался к Нему снова и снова, но ведь не могли просто так эти, дорогие его сердцу люди, и даже Ильич перед самой своей смертью, да и Милена впоследствии – все они уверовали и воцерковились, каждый в свое время, и каждый придя к Богу своим путем…, ииии… все погибли, словно пожертвовав собой. Даже маленький Ванечка…, и ведь те слова, которыми Алексей объяснял причину смерти своего сына пятилетнему Павлу в больнице, тоже неспроста.

Нет, он еще не готов воспринимать это, ставшее почти очевидным, но пока не вжившимся в сознание, и не влившимся в кровь, как у них. Одно дело понять, но другое – принять, и совсем иное – верить по-детски, совершенно без необходимости каких-либо доказательств и фактов!

Разумеется, приходящая постепенно очевидность имела свое влияние на «работу» «Сотого». Но эта самая очевидность была искажена через призму множества событий прошлого и того, что ему пришлось испытать и пережить. И если быть честным перед историей его личности, то единственное, что удалось Алексею – это остаться самим собой. Глядя в глаза современности, каждый живущий сегодня и правильно себя оценивающий, может констатировать, что это очень даже не мало, может быть даже невозможно много и для условий более простых и легких.

«Солдат» часто задумывался о справедливости, и даже был не прочь ответить за содеянное. Для этого ему не нужен был Господь – так ему казалось, правда с одним «но». А именно – если вместе с ним в один ряд встанут все люди, и к каждому приложится то право, которое повлечет равную содеянному ответственность. Но кто же в такой ряд встанет сам?!

С высоты пережитого и узнанного он ясно видел, что невиновных не так уж много, а согласных со своей виной и того меньше. А потому, есть ли смысл быть честным? Для себя он оставался именно таким, но не собирался выставлять это на показ – ибо все выставленное мгновенно стало бы пищей всевозможным стервятникам от писателей и журналистов, до милиционеров и судей. Каждый урвал бы свой кусок, получив, кроме всего за уже поглощенное, еще и повышение, и награды, и уважение. Своей возможной участи он не боялся и на вышеописанное ему было плевать, пусть мусолят и перебирают как хотят, ведь он частично и сам был такой же, и поступал исходя лишь из видения части пути человека.

Мы всегда беремся рассуждать об индивиде по лишь небольшому отрезку известного нам, тем самым делая ошибку, не ведая всего полностью, не охватив всю причинно – следственную цепочку, и мало того – всегда находим оправдания такому подходу. Лишь историки пытаются не только познать, но и почувствовать – а как же все узнанное воспринималось самими современниками и почему.

Вера же, постепенно приходящая, подталкивала к надежде на волю Бога, при совершенном безразличии, как на всё будут смотреть и реагировать, другие. Здесь главное был сам человек, его поступки и именно его реакция на них. Совершил проступок, иди кайся, проси прощение и не думай, что за этим последует – ибо любое вытолканное совестью из мрака страха перед расплатой, всегда будет лучше, чем не признанное, нераскаянное и сокрытое во тьме, чем бы это не закончилось!

«Сотому» хотелось быть свободным человеком, свободным ото всего, но как быть таким, если прежде всего свобода – это ответственность за сделанный выбор, и при этом совершенно не важно, что подтолкнуло на подобный поступок со страшными последствиями, что было причиной и что могло произойти с самим человеком, не сделай он того, что сделал и так, как сделал.

Странная уверенность в милости Создателя постепенно формировало в Алексее готовность, когда это будет нужно, положить свою судьбу на весы правосудия, в независимости от того, чем это закончится. Разумеется на весы он сможет положить лишь свои вины, в признании которых не будут затрагиваться чужие судьбы, насколько это будет возможно. Сегодня, жертвенность, каждого из «Сотни», о которой говорил «Седой», крайний из нее видел именно так.

Дорога, сопровождаемая такими мыслями, вела в сторону Госпитального вала, а точнее на «Введенское кладбище» – именно там «чистильщику» нравилось проводить переговоры. Не многих он просил приехать туда, а приходившие, постепенно успокаивались, понимая, что никакой опасности это место не несет, но скорее наоборот – располагает к беседе. Для самого же назначающего это место встречи, было прежде всего напоминание о временности пребывания каждого из двух встречающихся в этом мире. Суть же заключалась в том, что бы напомнить об этом и себе, и собеседнику, а поскольку речь частенько шла об очередном убийстве или о прохождении подготовки к нему (хотя было бы нечестно не упомянуть о том, что подавляющее большинство времени в работе Алексея составлял сбор и анализ информации, другое дело, что изредка безапелляционные выводы и приводили к печальным событиям).

Так вот, навеянные ощущения временности своей жизни могли навести на мысли о других путях решения проблем, минуя смерть. Правда, откровенно говоря, такого никогда не получалось. Что касается самого «чистильщика», то он никогда не забывал о своей, могущей придти в любое время смерти…, даже не так: он все время был готов к ее приходу иии…, может быть даже обрадовался бы ей более ранней, хотя с появлением в его жизни Весны, кое что начало меняться, но лишь поверхностно и причиной тому была укоренившаяся привычка считать все новое временным…

…Саратов нервно прохаживался по центральной алее кладбища, никак своим поведением не вписываясь в умиротворенность здешних обитателей, которым по сравнению с ним некуда было спешить, и поздно о чем-нибудь переживать. Цвет лица полковника, своей землистостью, выдавал вчерашнюю попойку, а пиджак и легкое пальто, надетое поверх него, скрывали кобуру с пистолетом, с одной стороны, и достаточно большую, уже початую, фляжку с другой, что не ускользнуло от опытного взгляда шедшего ему на встречу и приветливо улыбающегося «Солдата»:

– Привет, Андрюш! Видишь, как хороши и полезны встречи на свежем воздушке. И алкоголь скорее выветрится и мысли упорядочатся…

– Зачем же выветривать то, что вчера столько стоило…, а мысли – тут ты прав. Приперся на пол часа раньше и обо всем уже успел передумать…