Умаров, на глазах изумленной барышни плюхается на пол, на его простреленную и изрешеченную грудь парашютиком опускается, надорванное в нескольких местах, как и его настоящее, красное сердечко, прикрывавшее еще секунды назад пластиковую взрывчатку. Лишь только бумага касается разорванной пулями материи одежды, как из под неё вытекает небольшая струйка бурого цвета, прокладывая тоненькую дорожку, по пути впитываясь мгновенно, исчезает, как и последний стук выталкивающего его, настоящего, сердца…

…Оружие продолжает стрелять… «Сотый» переводит тумблер в прежнее положение, но грохот не умолкает!!!.. Крупный мужчина от стойки рецепшн срывается с места в сторону, только ему одному известную, через два шага сталкиваясь с высокой женщиной, держащей за руку девочку-подростка, сбивает их с ног, как пушинки, которые в полете пересекают траекторию выстрелов…

…Алексей точно помнил и ясно видел, что на пути следования поражающих, все и вся пуль, перед выстрелами, кроме Умарова никого не было, остальное было не важно… Ему что-то показалось, но наверное лишь показалось, правда оставив ужасно неприятный осадок и какое-то предчувствие. Поделившись им с «Санчесом», глаза которого горели огнем почти испытанного оргазма, он услышал в ответ:

– Шеф, тут такое…, а ты по-доз-ре-ние, да мы в свое время о такой приблуде и не мечтали, вот это горизонты… – это же в любой папуасии любого президента, да что там…, да ты не расстраивайся, я приемник с твоим…, этим…, ну по-кадровым видеомагом законектил, так что все на пленке осталось…

– Сань, иди ка и посмотри…, ща я отъеду подальше и присоединюсь… – Повторяться было не нужно – какой же практик свой опыт в записи повторно просмотреть не захочет…

* * *

…Дверь в квартиру, которую он снимал уже второй месяц, открыла Весна в одной его рубашке, наброшенной на еще не высохшее тело – теплое и чуть влажное, прильнувшее к нему через майку во время поцелуя – это слегка заставило оторваться от тяжелых мыслей. Чмокнув «Валькирию», что-то весело уже через секунду щебечущую на кухне, Алексей переоделся, и поплелся на голос.

Усевшись на стул, с неудобной прямой спинкой, он попробовал помассировать движением плеч затекшую за день спину и шею, вдруг их взгляды встретились, и воздух разорвался:

– Представляешь какой-то гений из какого-то немыслимого аппарата расстрелял… ннн… забыла, представляешь до чего додумались! В машине никого, а из нее тра-та-та-та-та, а потом она и вообще загорелась… – инопланетяне прямо какие-то! Милиция шокирована, преступный мир валит все на госструктуры, а последние, как всегда…, молчат. Девочка только с мамой тоже погибли… Что с тобой?!..

… А что было с ним?!!! С ним, как раз таки ничего, а вот два человека – мать и ее дочка ушли из жизни его стараниями!!! Теперь он совершенно ничем не отличается от «Усатого» и других, да не от кого, из тех кровожадных персонажей, проходящих по его жизни бульдозером и которых он отравлял в след предыдущим.

Газеты, телевидение, его нынешний шеф Андрей, «Ося» и даже «Лыс», разрывались на следующий день такими звонкими комплементами, которые неудосужился услышать за всю свою жизнь ни Гитлер, ни Эйзенхауэр, ни Черчилль, ни Троцкий, вообще никто в пике своего влияния на массы…

…Даже Весна говорила о случившемся с некоторым восторгом. Разумеется Алексей понимал, что вряд ли кто-то еще будет так вкладываться для того, что бы уничтожить человека, что это действительно необычный способ…, иии даже, можно сказать, что талантливо воплощенный в жизнь… илиии… – в смерть, вот именно в смерть! Даже «Санчес», как бы увлечен он не был удачей своего детища, увидев повтор происшедшего, побледнел иии… Этот человек, тоже не мало видевший в своей прежней карьере, с содроганием в голосе произнес:

– Шеф…, скажи что они живы!

– Саша…, мертвее не бывает! Я конечно не знаю, куда попали пули и сколько – кажется две или три…, ну максимум четыре…, но у меня не зря было предчувствие, и я попросил тебя посмотреть запись. Я бы очень хотел, что бы они выжили… Сам посмотри…, кажется я такую ошибку сделал… Какая глупость!..

– Послушай…, шеф, но если бы не этот сумасшедший…, куда он дернул то…, все было бы пучком!

– Но он дернул, Саш…, и не его вина, что именно сегодня мы решили сделать то, что сделали. По большому счету, кроме меня никто не виноват…, и уж ты то точно не при чем!

– Чех то этот, стоящий того был?!

– Ни один человек не стоит, не то что бы жизни ребенка, но даже его слезы…, как-то тааак…

– Ну и чего теперь делать?

– Ёкер-макер – жить Саша…, жить…

И жизнь продолжалась встречами, переживаниями и работой. Доходы становились меньше в виду факторов субъективных и объективных – ведь государство становилась все больше спекулятивным экономическим авангардом, таща за собою все гражданское обществом, почти ничего не производящим, но лишь добывающим из недр и распродающим это по всему миру.

Разумеется люди, населяющие страну, превращались все больше в потребителей, нежели строителей хоть чего-нибудь полезного на перспективу. И разумеется лишь одни «вершки» забирали самое лакомое, причем в размерах таких, которые переварить не возможно и за тысячи лет, а как известно столько не живут!

Общими усилиями «профсоюз» подходил к своему краху. Через того же Саратова милиционеры МУРа передавали ультиматумы, в особенности после того, как был арестован «Булочник», а точнее, он каким-то непонятным образом попался по «легкой» статье, его удалось «выкупить» из тюрьмы, а потом толи от испуга, толи с наркоманского кумара, Вова пожелал рассказать шокирующие подробности операм, отпихивающимися от него и поначалу даже не хотевшим верить в услышанное.

Он стал базой раскрутки всех остальных, правда за долю малую всего можно было избежать, но главшпаны предпочли лучше устранить перспективных пайщиков в милицейских погонах, чем совершили непоправимую ошибку, решив тем самым судьбы свои и тех, кто был рядом.

«Солдат» же был успокоен Саратовым, который заверял, что в любом случае «Сотня» прикроет, как и всегда прикрывала в подобных моментах своих людей, может быть так и было бы, если бы он не погиб в странной аварии, в которой окончил своё существование и еще один высокопоставленный чиновник из того же ведомства – генерал Лицепухов – отец того самого «Петруши», который обещался пытать убийцу его сына до самой своей смерти. Но эти события еще впереди, пока же «Ося», «Лысый» и их самые близкие, начали понимать, что люди выполнявшие их приказы и оказавшиеся по локоть в крови, на самом деле не сплоченная бригада, которую оказывается нужно еще и содержать, а свидетели и не нужный балласт. А раз так, то смысл в оплате их услуг отсутствует, и было бы рациональным просто закапывать их вместе с информацией, носителями которой они являются.

С этого времени закрутился маховик репрессий, сокращающий количество состоящих в «профессиональном союзе работников плаща и кинжала» до пяти в месяц. Можно было и больше, но подобное отношение могло подтолкнуть коллектив к массовому дезертирству и в основном в милицию с «явками с повинной».