был очевиден: по крайней мере в краткосрочной перспективе мирные договоры разрешали разногласия по поводу территорий и обеспечивали торговым судам безопасный проход. Так, после подписания мира с турками в 1792 году российская торговля в Средиземноморье начала расширяться, отчасти благодаря удачному расположению Одессы - она была практически свободна ото льда и имела хороший доступ к открытым пространствам Украины и южной Польши. В год своего официального основания, 1796, Одесса уже принимала сорок девять турецких, тридцать четыре русских и три австрийских корабля, а также привлекала переселенцев из Греции, Албании и южных славянских земель. Купцы прибывали из Корфу, Неаполя, Генуи и Триполи. Заглядывая в будущее, можно сказать, что к 1802-3 годам Одесса импортировала огромное количество оливкового масла, вина, сухофруктов и шерсти из Греции, Италии и Испании, в основном на греческих и итальянских судах под турецкими, российскими и австрийскими флагами; в то же время российские черноморские порты экспортировали зерна почти в два раза больше, чем импортировали (в 1805 году экспорт зерна составил 5 700 000 рублей).15 Все эти коммерческие успехи были невозможны без свободного прохода через Босфор и Дарданеллы, который мог быть гарантирован только договором Турции с Россией или, что более зловеще, победой России над османами, которая отвоевала бы Константинополь у турок и вернула его православным хозяевам.

В год основания Одессы Екатерину сменил ее сын Павел, чьи амбиции легко превзошли амбиции его матери, ведь она была достаточно умна, чтобы понимать пределы российского могущества. В 1782 году он уже побывал в Средиземноморье, условно инкогнито, как "граф Северный", в грандиозном турне, охватившем Неаполь, Венецию и Геную, и его впечатления пробудили в нем интерес к созданию русского плацдарма в этом регионе16.16 За свое короткое пятилетнее правление он еще раз продвинул Россию в сердце Средиземноморья. Русские по-прежнему искали островную базу в Средиземноморье, но внимание царя Павла переместилось с Минорки на восток и сосредоточилось на Мальте. Однако, как и прежде, причиной русского вмешательства были обстоятельства, далекие от Средиземноморья, и первоначальный интерес Павла был связан не с островом, а с его рыцарями. Связи между мальтийскими рыцарями и Россией насчитывали много лет. В 1697 году Петр I отправил на остров своего генерала Бориса Череметова, чтобы предложить совместную кампанию против османов. Русские корабли должны были сразиться с турецким флотом в Черном море, а небольшой, но мощный мальтийский флот - атаковать турок в Эгейском море. Великий магистр не желал бросать вызов еще малоизвестной Российской империи, которая, в конце концов, оставалась бастионом православного христианства. Тем не менее, Череметов произвел на рыцарей большое впечатление своей слезной преданностью реликвии руки Иоанна Крестителя, принесенной в великолепную Конвентуальную церковь в Валлетте во время службы на Пятидесятницу, на которой, к большому восхищению рыцарей, присутствовал этот гость из другого христианского мира.17

При Екатерине также возникли вопросы между рыцарями и русским двором. Они возникли из-за сложного наследства польского дворянина, в результате которого в контролируемых Россией районах Польши был основан приорство госпитальеров.18 Екатерина вообразила, что может использовать рыцарей против своих противников в Польше, и в 1769 году приняла при своем дворе старого знакомого, итальянского рыцаря Мальты Микеле Сагромозо, зная, что он привез послания от Великого магистра и от папы, который, естественно, был заинтересован в создании католических институтов в Российской империи. Однако религиозные вопросы вмешались, когда Екатерина отправила на Мальту в качестве своего агента сомнительного итальянского ставленника, бурлескного маркиза Кавалькабо. Все начиналось не очень хорошо: рыцари возражали против присутствия поверенного в делах, назначенного некатолической державой, а Кавалькабо был ненадежной фигурой, которую подозревали в сговоре с сильной профранцузской партией среди рыцарей. Ведь многие рыцари были французами, а Мальтийский орден владел огромными поместьями во Франции.19 Целью Кавалькабо было получить доступ к Мальте для русского флота, который на данном этапе все еще бродил по восточному Средиземноморью. К 1775 году разочарованный имперский агент затеял интригу с древней мальтийской знатью, которую рыцари уже давно оттеснили на задворки, в тщетной надежде, что она поднимет восстание против своих тиранических хозяев и передаст свой остров императрице Екатерине. Рыцарей все больше раздражало странное поведение агента Екатерины. Они совершили налет на его дом во Флориане, пригороде Валлетты, и обнаружили, что он полон оружия. Кавалькабо выгнали, и он провел свои последние дни в позоре, живя во Франции в страхе перед арестом за мошенничество.20

Сближение царя Павла с мальтийскими рыцарями не было, таким образом, полной неожиданностью.21 Павел изучал историю рыцарей еще в юности и романтически воспринимал орден как потенциальный оплот против революции: здесь были дворяне чистой крови, объединенные общим христианским рвением, преодолевающие мелкие разногласия между европейскими государствами его времени. Его не беспокоила католическая принадлежность ордена, и он никогда не сомневался, что, будучи величайшим православным князем, сможет тесно сотрудничать с орденом.22 Он представлял себе, что мальтийские рыцари смогут поддержать его на двух фронтах: польско-русский приорство будет вкладывать деньги и рабочую силу в борьбу с турками на материковой части Восточной Европы, а рыцари, базирующиеся на Мальте, вместе с русскими эскадрами будут теснить турок в Средиземноморье. Вскоре на старых византийских землях будет восстановлено православное правление. На пути к этой грандиозной мечте было одно непреодолимое препятствие. Имя этому препятствию - Наполеон Бонапарт.

 

III

 

Революционная война и последовавшие за ней наполеоновские войны затронули все Средиземноморье. В 1793 году, вскоре после того, как революционное правительство объявило войну Великобритании, на мгновение показалось, что британский флот сможет помешать французскому флоту использовать воды Средиземного моря. По мере усиления войны между Францией и ее соседями, сопровождавшейся безжалостным подавлением тех, кто выступал против якобинских радикалов, во французских провинциях вспыхивали восстания. Жители Тулона изгнали якобинцев из власти и обратились к англичанам с просьбой спасти их город от революционных армий, наступавших на юг. Беженцы хлынули в город, а припасов не хватало. К счастью, британские корабли под командованием лорда Худа уже взяли Тулон в блокаду, что только усугубило нехватку товаров в Тулоне. 23 августа Худ согласился взять на себя управление Тулоном, если жители признают наследника престола королем Людовиком XVII. Горожане с трудом проглотили это предложение и согласились, поскольку страх перед якобинцами компенсировал отсутствие энтузиазма по отношению к монархии. В результате оккупации около половины французского флота перешло под контроль британцев. Но Худ был плохо обеспечен сухопутными войсками, и когда революционная армия под командованием Наполеона Бонапарта захватила форт в устье входа в гавань, известный как "Пти-Гибралтар" (17 декабря 1793 года), Худ понял, что положение британцев несостоятельно. Отступая, британцы уничтожили девять французских