Бадетта со смущенным видом кивнула. Эрмин наконец осознала, что та выглядит встревоженной и в ее золотисто-зеленых глазах застыла непонятная тоска.

— Бадетта, вы узнали что-то конкретное? — спросила она.

— Эрмин, не знаю, что вам и сказать! Мне показалось, что мсье Шарден тоже купил билет на поезд. И я поторопилась вернуться в Капитолий. Но я не осмеливалась вам об этом сказать.

Молодая женщина попыталась слабым голосом возразить:

— Но у папы не было причин уезжать! Наверное, вы ошиблись. И куда бы ему ехать?

Бадетта расплакалась. Она не могла заставить себя рассказать то, что услышала. Автомобиль остановился перед вокзалом, и Эрмин попросила шофера подождать.

— Конечно, мадам! — весело сказал он. — Не так уж часто ко мне в такси садится настоящая артистка! Я видел вашу фотографию в «La Presse». К вашим услугам!

— Спасибо, мсье! — проговорила она и вышла.

Бадетта ломала руки, на сердце у нее было тяжело.

— Могу я спросить у вас совета, мсье? — спросила она у водителя такси. — Всегда ли нужно говорить правду?

— Конечно, всегда! Ложь чаще всего приводит к несчастьям, мадам.

Бадетта думала так же. Умирая от тревоги, она ждала возвращения Эрмин. Молодая женщина не замедлила появиться, почти бегом, рискуя поскользнуться и упасть в свежевыпавший снег. Она быстро села в такси.

— Поезд уже ушел, и на перроне никого, — сообщила она, устраиваясь рядом с подругой. — Отец, должно быть, вернулся в театр. Мсье, к Капитолию, пожалуйста!

— Моя дорогая крошка Эрмин, я больше не могу молчать, — сообщила Бадетта. — Мне жаль вас расстраивать, но я услышала часть разговора между вашим супругом и господином Шарденом. Вы немного делились своими горестями, поэтому я знаю, что Тошан не одобрял вашего желания сделать карьеру. Но, оказывается, проблема не в этом и вы не виноваты в том, что произошло.

Почти то же самое месяц назад сказала молодой женщине Мадлен.

— И о чем же они говорили? — спросила она умоляющим тоном. — Не скрывайте от меня ничего, довольно я сомневалась и горевала!

Бадетта в общих чертах передала суть разговора. Когда она замолчала, Эрмин покачала головой, словно отказываясь верить в подобный вздор.

— Папа и Тала? Нет! Киона — моя сестра? Нет, нет и нет!

— Разумеется, я слышала не все, — тихо продолжала Бадетта. — Ваш муж и отец начали разговор задолго до того, как я их догнала. Но в чем я точно уверена, так это в том, что мсье Шарден купил билет. Он хотел быть в больнице в Робервале, у постели своей маленькой дочери.

— Господи, какая жуткая история! Бадетта, я не хочу сомневаться в ваших словах, но вы уверены? Мне кажется, я сплю и вижу кошмар, но ведь это не сон!

Они снова были на улице Сен-Жан. Таксист припарковался возле Капитолия.

— Вы можете поговорить в машине, дамы, — сказал он с заговорщицким видом.

— Если так, пойдите и выпейте горячего кофе! — предложила журналистка. — Это будет наш подарок. Мы занимаем ваш автомобиль и поэтому компенсируем вам отсутствие пассажиров.

Мужчина поспешил последовать ее совету. Эрмин почувствовала облегчение. Они с Бадеттой нигде не нашли бы места для спокойного разговора, вернись они сейчас в театр. Перед глазами у нее стояло милое личико крошки Кионы.

«Это поразительно! Я сразу прониклась симпатией к этому ребенку, мне хотелось ее приласкать, без конца качать ее на руках… — думала она. — Моя сестра! Но, если я правильно понимаю, она приходится сестрой еще и Луи, и Тошану!»

Эрмин вдруг осознала, что ей неприятно думать о том, что они с Тошаном таким образом оказались родственниками. Это помогло ей понять, что он чувствовал и почему вдруг стал таким злым, таким жестоким.

— Господи! — воскликнула она. — Теперь все стало понятно!

Исполненная сочувствия, Бадетта погладила ее по щеке.

— Поплачьте, милое дитя, если вам от этого станет легче, — посоветовала она.

— Мне не хочется плакать, — возразила молодая женщина. — Я ошарашена, ошеломлена! Теперь все, что происходило начиная с первого января, мне ясно! Когда моя свекровь вместе с Мадлен приехала в Валь-Жальбер, она была беременна. А я тут же радостно объявила ей, что у мамы скоро будет ребенок. Неудивительно, что она тут же уехала обратно. Наверное, она упросила Тошана отвезти ее. И если мой муж узнал правду, то не смог вернуться домой. И, если я правильно помню, мой отец тогда вел себя странно. Он был смущен, все время молчал… Я никогда ему не прошу, никогда!

Эрмин сжала свои маленькие кулачки, как если бы хотела ударить Жослина. Гнев удивительно красил ее личико в облаке белокурых волос, и Бадетте пришло на ум, что молодой женщине надо бы сниматься в кино. Эта неуместная мысль, однако, заставила ее улыбнуться.

— Ну-ну, успокойтесь, моя маленькая и такая сильная девочка! — сказала она быстро. — Если немного подумать, то станет очевидно, что ваш отец имел связь с Талой до того июньского дня, когда приехал в Валь-Жальбер. Я помню все события, которые случились в последующие месяцы. Лора многое мне рассказывала, пока вы были на занятиях по вокалу. Вспомните, Лора и Ханс Цале собирались пожениться. Мсье Шарден считал себя холостяком, когда поддался чарам Талы. Скажите, а она симпатичная?

— Симпатичная? Не знаю… Я бы сказала — красивая, соблазнительная. Господи, Бадетта, когда прошлым летом я носила под сердцем двойняшек, моя свекровь казалась мне собственной тенью. Я не могла понять, почему она грустит. А оказывается, она тосковала по любимому мужчине, с которым рассталась. По моему отцу!

Эрмин обхватила голову руками. Она вспомнила Лору в день ее родов, с Луи на руках.

— Бадетта, это ужасно! Если мама узнает правду, она будет очень страдать! Она так счастлива с папой! Посмотреть на них — настоящие молодожены! Мы не можем разрушить их вновь обретенное счастье! Нет, ни за что! И вы сказали, что Киона очень больна и сейчас в больнице, в Робервале? Господи, сделай так, чтобы она не умерла! Я тоже хочу туда поехать!

— Боюсь, это невозможно, Эрмин! — оборвала ее Бадетта. — «Фауст» пройдет в Капитолии еще раз, через две недели, а потом — в Монреале, это было решено заранее, на случай, если премьера пройдет с успехом. Она стала настоящим триумфом. Зал аплодировал вам стоя.

— Жизнь крохотной девочки, которая к тому же моя сестра, мне дороже, чем все это, — тихо отозвалась Эрмин. — И вы, моя дорогая Бадетта, первой узнаете новость — я отказываюсь от карьеры. Это не для меня, я чувствую, что постепенно превращаюсь в ту Эрмин, которая мне не нравится. Сестра Викторианна, монахиня из санатория, была права: мать должна посвящать себя своим детям и дому. Я не могла смириться с этим, потому что мечтала выступать на сцене, петь в самых известных операх мира. Моя мечта близка к исполнению, но цена, которую придется заплатить, слишком высока. Лоранс и Мари еще совсем маленькие, хотя им и исполнилось по годику, и Мукки тоже нуждается во мне.