Вик вытащила пакет АНФО, установила таймер на пять минут, бросила его в разинутую пасть Санты. Она собиралась уезжать, когда случайно подняла взгляд на горки и увидела мумифицированные тела: дюжины распятых мужчин и женщин, чья кожа почернела и иссохла, глаза отсутствовали, а одежда обратилась в грязные, заиндевелые лохмотья. Женщина в розовых гетрах с крикливой надписью «1984» была раздета до талии; с ее пронзенных грудей свисали елочные игрушки. У одного сморщенного мужчины в джинсах и плотной куртке, с бородкой, наводившей на мысль о Христе, на голове вместо тернового венца красовался рождественский венок.

Вик все еще смотрела на трупы, когда из темноты вышел какой-то ребенок и вонзил ей в поясницу кухонный нож.

Ему не могло быть больше десяти, и на щеках у него были ямочки от милой, приятной улыбки. Он был бос, в комбинезоне и клетчатой рубашке, и со своей золотой челкой и безмятежными глазами был идеальным маленьким Томом Сойером. Нож вошел по самую рукоятку, погрузившись в мышцы и упругие ткани под ними и, возможно, пробив кишечник. Она чувствовала боль, непохожую ни на одну, которую испытывала когда-либо прежде, острую и блаженную муку у себя во внутренностях, и с искренним удивлением думала: «Он только что меня убил. Я только что умерла».

Том Сойер вытащил нож и весело засмеялся. Ее собственный сын никогда не смеялся с такой непосредственностью и с таким удовольствием. Она не знала, откуда взялся этот мальчик. Казалось, он просто появился; ночь набухла и произвела ребенка.

— Я хочу с тобой играть, — сказал он. — Давай играть в ножницы-для-бродяги.

Она могла бы ударить его — локтем, ногой, чем угодно. Вместо этого она дала байку газу и просто с ревом унеслась от него подальше. Он отступил в сторону и смотрел ей вслед, все еще держа лезвие, мокрое и блестящее от ее крови. Он продолжал улыбаться, но глаза у него были озадачены, брови нахмурены, словно он недоумевал: «Разве я сделал что-то не так?»

Таймеры были неточны. Первый пакет АНФО был установлен на взрыв примерно через пять минут, но прошло почти десять. Таймер на пакете АНФО для Санных Горок она установила в точности так же, и у нее должно было оставаться время, чтобы удалиться на безопасное расстояние. Но не успела она отъехать на сотню ярдов, как разразился взрыв. Земля под ней прогнулась и, казалось, покатилась, как волна. Казалось, сам воздух принялся за стряпню. Она вдохнула его, и он был настолько горячим, что опалил ей легкие. Байк, содрогаясь, рванул вперед, а жарящий ветер молотил ее по плечам и по спине. В животе она почувствовала свежий острый приступ боли, как будто ее снова пырнули ножом.

Санные Горки рухнули сами в себя, как рассыпающаяся, ревущая груда щепок. Одна из тележек сорвалась с рельсов и, пылая, понеслась через ночь — горящий снаряд, пронзивший темноту и врезавшийся в Оленью Карусель, разбив вдребезги белых скакунов. Сталь так и визжала. Она оглянулась как раз вовремя, чтобы увидеть вздымающееся грибовидное облако огня и черного дыма, пока опрокидывались Санные Горки.

Она отвела взгляд и снова припустила на байке вперед, огибая дымящуюся голову деревянного оленя, куски разбитых рогов. Она съехала на другую боковую улицу, которая, как она полагала, должна была привести ее обратно к кольцевой развязке. Во рту был неприятный вкус. Она сплюнула кровью.

«Я умираю», — с удивительным спокойствием подумала она.

Она едва замедлила ход у подножия огромного Колеса Обозрения. Это была красивая штуковина, с тысячами голубых огней св. Эльма, унизавших ее двухсотфутовые спицы. Кабинки с черными тонированными стеклами и горящими внутри газовыми фонарями, в каждой из которых могло разместиться до дюжины человек, дремотно вращались.

Вик извлекла очередной пакет АНФО, установила таймер примерно на пять минут и подбросила пакет. Тот зацепился за одну из спиц, рядом с центральной осью. Вик подумала о своем «Роли», о том, как жужжали его колеса и как она любила осенний свет в Новой Англии. Она туда не вернется. Никогда больше не увидит она этого света. Рот у нее все время заполнялся кровью. И сидела она теперь в крови. Ощущение удара ножом в поясницу повторялось снова и снова. Только это не было болью в любом обычном смысле. Она знала, что чувствует боль, но это, как роды, было также и чем-то большим, чем боль, опытом, ощущением, что нечто невозможное становится возможным, что она завершает какое-то огромное предприятие.

Она поехала дальше и вскоре вернулась к центральной развязке.

«Костюмированный Карнавал Чарли» — цельный куб пламени, едва опознаваемый как здание, — стоял на углу в двух сотнях футов от нее. С другой стороны огромной елки был припаркован «Роллс-Ройс». Она видела под ветвями сияние его высоких фар. Она не замедлила ход, но поехала прямо к елке. Сняла рюкзак с левого плеча. Сунула в него руку, другую руку держа на газе, нашла последний пакет АНФО с таймером, повернула диск и нажала на кнопку, запуская отсчет.

Переднее колесо перепрыгнуло через низкий каменный бордюр, и она въехала на запорошенную снегом траву. Темнота густела, обретая очертания, — перед ней возникали дети. Она не была уверена, что они сдвинутся, думала, что они останутся на месте, заставляя ее прокладывать путь через них.

Вокруг нее вырос свет, огромная вспышка с красноватым отливом, и в течение мига она видела свою тень, в сто футов длиной, отброшенную на землю перед ней. Высветилась рваная, неровная цепочка детей, холодных кукол в окровавленных пижамах, существ, вооруженных выломанными досками, ножами, молотками, ножницами.

Мир наполнился ревом и визгом терзаемого металла. Снег завертелся волчком, а ударная волна сшибла детей на грязную землю. Позади нее Колесо Обозрения извергло две струи пламени, и огромный обруч рухнул прямиком вниз, сброшенный со своих подпорок. Удар сотряс мир и снова вверг небо над Страной Рождества в хаос статических помех. Ветви огромной елки когтили ночь в какой-то истерической битве за жизнь.

Вик медленно проехала под дико молотящими воздух ветвями. Она смахнула рюкзак с колен, подбросив его к стволу — свой особый рождественский подарок Чарльзу Таланту Мэнксу.

Колесо Обозрения у нее за спиной вкатилось в город с громким реверберирующим звуком железа, трущегося о камень. Затем, как монета, катившаяся по столу и утратившая инерцию, оно завалилось набок и упало на пару зданий.

За поверженным Колесом Обозрения и развалинами Санных Горок с вершин высоких темных гор сорвался огромный шельф снега и начал рушиться на дальнюю сторону Страны Рождества. Каким бы оглушительным ни был рев взрывов и разрушаемых зданий, такого звука, как этот, еще не бывало. Это было больше, чем звук, это было вибрацией, пробиравшей до самых костей. Месиво снега врезалось в башни и причудливые магазины на задворках парка. Они были уничтожены. Крашеные каменные стены разлетались перед наступающей лавиной, и вскоре она погребла их под собой. Задняя часть города рухнула сама в себя и исчезла во вспученном прибое снега; ширины и глубины этой приливной волны хватало, чтобы поглотить Страну Рождества целиком. Выступ под ногами сотрясался так сильно, что Вик гадала, не отломится ли он от склона горы, сбросив весь парк — во что? В пустоту, которая ждала за скудными и мелкими плодами воображения Чарли Мэнкса. Узкие каньоны дорог заполнились снежным наводнением, достаточно высоким, чтобы поглощать все на своем пути. Лавина не столько упала на Страну Рождества, сколько ее стерла.