Спустя три месяца после обнародования указа Ирода в Иерусалим были согнаны первые десять тысяч сикариев. Ирод лично вышел посмотреть на эту армию отщепенцев. Обезоруженные, присмиревшие под взглядом царя и тяжестью оков, сковавших их по рукам и ногам, они выглядели жалкими, как побитые псы. Жители Иерусалима и его окрестностей, высыпавшие на улицы, чтобы поглазеть на тех, кто совсем недавно наводил ужас на страну, требовали сурового наказания ворам, насильникам и убийцам. Ирод, казалось, никого не слышал. Он медленно обходил одну группу арестованных за другой, подолгу всматривался в их лица и думал: «Почему вы не хотите жить честно? Что толкает вас на грабежи и убийства? Голод? Вы не выглядите голодными. Нужда? Вы даже теперь, закованные в цепи, одеты лучше, чем эти толпы простолюдинов, требующие покарать вас за ваши преступления. В таком случае чтó? Почему вам неймется? Какая страсть завладела вашими душами, если страдания ни в чем неповинных людей, которых вы грабите сотнями и тысячами, не только не отрезвляет вас, а толкает на все новые и новые преступления?»

Закончив осмотр, Ирод повернулся к сопровождающим его лицам и отдал приказ Птолемею:

– Всех перестроить в три колонны, приставить к ним охрану и выпроводить на юг, восток и север за пределы Иудеи. Продать их чужеземцам на невольничьих рынках в рабство на вечные времена.

И тут случилось нечто невообразимое, не укладывающееся в рамки самой элементарной логики. Толпы народа, еще минуту назад требовавшие самого сурового наказания преступников, протестующе загудели, запротестовали и стали обвинять Ирода в неоправданной жестокости и нарушении установлений древних законов. Отовсюду доносились голоса, сливающиеся в один несмолкаемый гул:

– Будь справедлив, Ирод!

– Никто не вправе продавать иудеев в рабство!

– Евреи не должны становиться рабами язычников!

– Если вор пойман, то пусть он заплатит вдвое за украденное! [365]

– Вели казнить их, Ирод, но не делать вечными рабами чужеземцев! «Если кто застанет вора подкапывающего, и ударит его, так что он умрет, то кровь не вменится ему»! [366]

– «Но если взошло над ним солнце, то вменится ему кровь! Укравший должен заплатить; а если нечем, то путь продадут его для уплаты за украденное им» [367].

– Продадут иудеям же, но никак не чужеземцам! Будь благочестив, Ирод!

Случившийся тут же первосвященник Симон, отец Мариамны II и тесть Ирода, приблизившись к царю, шепнул ему на ухо:

– Не бери греха на душу, Ирод. Закон запрещает продавать еврея на вечные времена. Сказано: «Если купишь раба Еврея, пусть он работает шесть лет; а в седьмой пусть выйдет на волю даром» [368].

Ирод неприязненно посмотрел на первосвященника, ничего ему не ответил, а Птолемею сказал:

– Тебе ясен мой приказ? Выполняй! – И, ни на кого больше не обращая внимания и ничего перед собой не видя, кроме мраморных плит, которыми была вымощена площадь, вернулся во дворец.

7

Продажа первой партии выловленных преступников в рабство и протесты простолюдинов, поддержанные первосвященником Симоном, произвели на Ирода двойственное впечатление. С одной стороны, он понимал, что всякое зло должно быть своевременно и самым беспощадным образом выкорчевано, ибо, укоренившись, оно может заполнить собой всю жизненную ниву, не оставив росткам добра ни малейших шансов пробиться к свету и выжить. С другой стороны, он понимал и людей, благочестию которых претила такая беспощадная борьба со злом. Стало быть, думал Ирод, зло не должно искореняться злом? Но как быть в таком случае с заповеданным «глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб»? [369]Ирод провел несколько бессонных ночей в поисках ответов на свои вопросы, но так и не нашел их. В утомленном сознании его зло перемешивалось с добром, а добро со злом, и тогда, чтобы не мучить себя и дальше, он утешился скорбной фразой пророка: «Горе тем, которые зло называют добром, и добро злом…» [370]

Он не отменил своего указа о продаже воров и убийц в вечное рабство чужеземцам, что породило в народе слухи о заносчивости царя, который поступает не как мудрый правитель, а как тиран, насмехающийся над своими подданными. В то же время Ирод стал более чуток ко всем жалобам евреев, проживающих в других государствах, на притеснения со стороны коренных жителей этих государств. Щепетильность, с какой Ирод рассматривал каждую из таких жалоб и делал все от него зависящее, чтобы евреи и в диаспорах могли чувствовать себя такими же свободными людьми, как в своей собственной стране, снискала ему уважение со стороны зарубежных соотечественников. Ирод не ограничивался денежными воспомоществлениями пострадавшим от притеснений и своими обращениями к Октавию, которого называл теперь не иначе, как Августом, но и лично отправлялся в страны, откуда поступали жалобы, чтобы разрешить все спорные вопросы на месте. Август оказывал ему в этой его деятельности всемерную поддержку, а когда жалобы с мест становились особенно настойчивыми, направлял в помощь Ироду одного из своих приближенных, чтобы тот при разрешении спорных вопросов мог употребить власть и авторитет Рима. Одним из таких приближенных чаще всего становился сподвижник и друг Августа Агриппа. Влиятельный военачальник и политик, происходивший, как и Ирод, из простолюдинов, он благодаря своим талантам добился звания второго, после Августа, человека в империи. Подобно Ироду, Агриппа на собственные средства построил многочисленные общественные здания, возвел Пантеон [371], основал город Кёльн, соорудил водопровод и термы в Риме, осуществил геодезическую съемку всей Римской империи, которая легла в основу составления первой карты мира. Между Агриппой и Иродом вообще было много общих черт, включая присущую им обоим щедрость в оказании помощи нуждающимся, что не могло не сказаться на их личных взаимоотношениях, которые до самой смерти Агриппы (умер Агриппа в 12 г. до н. э. в возрасте 52-х лет) оставались не просто дружественными, но сердечными.