Из Кесарии Ирод и Агриппа отправились в Себасту, а оттуда в Антипатриду и Иродион. Всюду, куда прибывали они, их встречали толпы восторженного народа. Агриппа искренне восхищался всем, что видел, и не скупился на похвалы талантам зодчих. В благодарность за это Ирод не останавливался ни перед какими расходами, чтобы Агриппа и сопровождающие его лица ни в чем не знали нужды. Агриппа, впрочем, также не скупился на расходы. Когда же они, наконец, достигли Иерусалима и взору Агриппы уже издали открылся храм, возведенный Иродом в честь Предвечного, у него не нашлось слов, чтобы выразить свое восхищение. Он просто обнял Ирода и прижал его к своей груди.

– Ты поистине велик, Ирод, и нет тебе равных среди всех многочисленных друзей Рима, – только и сказал он.

Известие о прибытии в Иудею Агриппы достигло Иерусалима прежде, чем он и Ирод прибыли в столицу. Встречать знатных особ высыпал, кажется, весь город. Народ в праздничных одеждах заполнил площади и улицы Иерусалима и сопровождал Агриппу криками восторга. Агриппа раскланивался направо и налево, бросал в толпы звонкие монеты и никому не позволял превзойти себя в щедрости. Могущественный полководец и политик радовался, как ребенок. По случаю прибытия в столицу Иудеи знаменитого римлянина первосвященник и тесть Ирода Симон устроил торжественное богослужение. Агриппа и здесь проявил свою щедрость. В благодарность за радушный прием, оказанный ему евреями, и в знак признательности Ироду за его впечатляющие достижения в строительном деле, он принес в жертву Предвечному гекатомбу [378]и устроил народу обильное угощение. В ходе богослужения Ирод опять увидел молодого красивого незнакомца, встретившемуся ему в Кесарии. На этот раз незнакомец, облаченный все в тот же сверкающий белизной хитон, выглядел грустным. Он точно бы был удручен обилием крови, пролитой бессловесными животными перед алтарем [379]. Тонкие черты лица его еще более утончились, а большие глаза источали печаль. «Вот так же, – казалось, говорил весь его вид, – когда-нибудь прольется и моя кровь». Ирод хотел протиснуться к незнакомцу, утешить его, но тот затерялся среди публики, и сколько ни вглядывался Ирод в праздничную веселящуюся толпу, не был виден. Незнакомец, как это случилось уже в Кесарии, снова исчез.

2

Агриппа подробно описал свои впечатления от пребывания в Иудее в пространном письме в Рим. В ответном письме Август пригласил его и Ирода в столицу империи на церемонию усыновления сына Октавии и своего племянника Марцелла, которому шел восемнадцатый год, и намеченной на это же время его свадьбе со своей дочерью Юлией, которой только-только исполнилось четырнадцать лет. Агриппа и Ирод засобирались в дорогу.

Со времени последней поездки в Рим Август сильно переменился. Теперь это был мудрый правитель, ищущий внутри Италии и за ее пределами не врагов, но союзников. О впечатлениях Ирода о переменившимся Августе можно сказать то же, что написал о нем Светоний:

«Никакому народу он не объявлял войны без причин законных и важных. Он настолько был далек от стремления распространять свою власть или умножать воинскую славу, что некоторых варварских вождей он заставлял в храме Марса Мстителя присягать на верность миру, которого они сами просили; а с некоторых впервые пробовал брать заложниками женщин, так как видел, что заложниками-мужчинами они не дорожат; впрочем, всем и всегда он возвращал заложников по первому требованию. Всех, кто бунтовал слишком часто или вероломно, он наказывал только тем, что продавал их пленниками в рабство с условием, чтобы рабскую службу они несли вдалеке от родины и освобождение не получали раньше, чем через тридцать лет. Слава о такой достойной его умеренности побудила даже индийцев и скифов, лишь понаслышке нам известных, просить через послов о дружбе Августа и римского народа. А парфяне по его требованию и уступили ему беспрекословно Армению, и вернули ему знамена, отбитые у Марка Красса и Марка Антония, и добровольно предложили заложников, и даже царем своим избрали из нескольких притязателей того, которого одобрил Август.

Храм Януса Квирина [380], который от основания города и до его времени был закрыт только раз или два, он за весьма короткое время запирал трижды в знак мира на суше и на море…