— Неужели вы так ничему и не научились?! — с жаром воскликнул Джэнсон. — Закон непредвиденных последствий — вы о таком не знаете? Но этот закон определенно к вам неравнодушен. — Он обвел взглядом лица присутствующих. — История американской разведки усеяна грандиозными планами, после которых жить в нашем мире становилось хуже. Вот и сейчас мы говорим о «человеческом факторе», словно для него в свое время не нашлось места на ваших чертовых схемах. — Джэнсон повернулся к Коллинзу. — Я уже спрашивал вас, во время предыдущей нашей встречи, кто мог согласиться на эту роль — полностью расстаться со своей личностью. Что за человек решился на такое?

— Да, — подтвердил Коллинз, — и я тогда ответил: «Тот, у кого не было выбора». Дело в том, что вы знаетеэтого человека. Его зовут Алан Демарест.

По жилам Джэнсона разлился леденящий холод, и какое-то время у него перед глазами, закрывая все вокруг, стояло лицо его бывшего командира. Алан Демарест. Джэнсона захлестнула волна тошноты, в голове больно застучала кровь.

Это ложь!

Алан Демарест мертв.Казнен. Лишь сознание свершившегося окончательного возмездия позволяло Джэнсону выносить мучительные воспоминания.

Вернувшись к своим, Джэнсон написал пространный рапорт и приложил все силы к тому, чтобы Демареста отдали под суд. Для этой цели был организован специальный секретный военный трибунал, решение о котором было принято на самом верху: публичный рассказ о преступлениях Демареста повлияет на настроения широкой общественности, но правосудие тем не менее должно свершиться. Данные под присягой подробные показания Джэнсона позволили быстро закрыть дело. Всего после нескольких часов разбирательств Демарест был признан виновным и приговорен к смерти. Человек, которого один контрразведчик назвал «спасителем Кхе-Сань»[61], был расстрелян. На глазах у Джэнсона.

«Меса Гранде». Тюрьма в отрогах гор Сан-Бернардино. Матерчатый круг на сердце — сначала белый, а затем ярко-алый.

Не находя слов, Джэнсон молча смотрел на Коллинза, чувствуя, как бешено стучит кровь у него в висках.

— Человек, у которого не было выбора, — невозмутимо произнес Коллинз. — Это был блестящий, выдающийся человек — его мозг являлся необычайным инструментом. Правда, как вы сами выяснили, у него имелись определенные недостатки. Ну и пусть. Нам был нужен человек, обладающий его возможностями, а абсолютная преданность Демареста нашей стране никогда не вызывала сомнений, несмотря на сомнительность его методов.

— Нет, — едва слышно прошептал Джэнсон. Он медленно покачал головой. — Нет, это невозможно.

Коллинз пожал плечами.

— Холостые патроны, хлопушки. Примитивный трюк. Мы показали вам то, что, как вы полагали, вы должны были увидеть.

Джэнсон попытался было заговорить, но не смог издать ни звука.

— Я сожалею о том, что вам столько лет лгали. Вы были уверены, что Демареста нужно предать суду военного трибунала и расстрелять за совершенные им преступления, — и мы вам это показали.Ваше стремление к справедливости было совершенно понятно — но вы не видели полной картины, той, какой она предстала перед руководителями наших спецслужб. Подобный человеческий материал встречается не так часто, по крайней мере в нашей работе. Поэтому было принято такое решение. В конечном счете это простой вопрос человеческих ресурсов.

— Человеческих ресурсов, — тупо повторил Джэнсон.

— Вам солгали потому, что только так можно было удержать вас.Вы сами представляли собой очень ценный материал. И единственный способ не потерять вас состоял в том, чтобы вселить в вас уверенность: Демарест получил по заслугам. Так было легче и вам, и нам тоже, потому что вы и дальше могли продолжать заниматься тем, для чего вас сотворил Господь. Всем хорошо. Так что Демаресту предложили сделать выбор. Он мог предстать перед трибуналом; учитывая предоставленные вами доказательства, это могло окончиться для него самым суровым наказанием. В качестве альтернативы Демарест должен был, по сути дела, отдать нам свою жизнь. Ему предстояло существовать под постоянным присмотром, считая свою жизнь подарком, который у него могут в любой момент отобрать. Ему предстояло безропотно выполнять все поставленные перед ним задачи, потому что у него не было иного выбора. Все это делало Демареста очень... очень незаменимым человеком.

— Демарест — жив. — Джэнсон с трудом выдавил эти слова. — И вы наняли его для этого дела?

— Так же, как он нанял вас.

— Черт побери, что вы имеете в виду?

— Возможно, «нанял» — слишком мягкое слово, — поправился Коллинз.

— С точки зрения логики такой выбор был безупречен, — вставил представитель РУМО.

— Будьте вы прокляты!-воскликнул Джэнсон.

Теперь все становилось на свои места. Демарест был первым Петером Новаком — primus inter pares[62]. Остальные подбирались уже под его телосложение. Он был первым вследствие своих несомненных дарований: природный дар к языкам, великолепный актер, блестящий оперативный работник. Демарест был лучшим из того, что имелось в распоряжении создателей «Мёбиуса». Но кто-нибудь задумался о том, с каким риском сопряжено поручение такого ответственного дела человеку, полностью лишенному совести — представляющему опасность для общества?

Джэнсон закрыл глаза, захлестнутый нахлынувшими воспоминаниями...

Демарест был не просто жестоким, он обладал непревзойденным талантом к жестокости. К задаче причинения боли он подходил так самозабвенно, как подходит к созданию своих знаменитых блюд шеф-повар четырехзвездочного ресторана. Джэнсон явственно почувствовал запах паленого мяса, увидел высоковольтные провода, искрящиеся и шипящие в гениталиях пленного вьетнамца. Выражение бесконечного ужаса, застывшее в его глазах. И ласковые причитания Демареста, допрашивавшего молодого рыбака. «Смотри мне в глаза, — повторял он как заклинание. — Смотри мне в глаза».

Дыхание пленного вырывалось сдавленным визгом, словно у погибающего животного. Демарест послушал несколько аккордов хорала, затем повернулся ко второму пленному.

— Смотри мне в глаза.

Достав из ножен на поясе небольшой нож, Демарест сделал небольшой разрез на груди вьетнамца. Кожа и ткани сразу же разошлись в стороны, растянутые веревками. Пленный громко закричал.

Он кричал и кричал...

Джэнсон до сих пор слышал его крики. Они звучали у него в голове и сейчас, усиленные тошнотворным сознанием того, что именно этого человека сделали самым могущественным на земле...

Дерек Коллинз обвел взглядом гостиную, словно проверяя настроение собравшихся, и продолжал: