Если к тому времени будет в состоянии говорить…

Вот только пса нигде не было видно. Рэйчел огляделась. Она стояла позади какой-то таверны. На заднем дворе густо воняло хмелем и тухлятиной от мусорной кучи, из здания неслись мужские голоса. Причем солдатские – уж больно знакомыми были интонации.

Рэйчел застыла от ужаса, прислушиваясь.

Нет, кажется, там не допрашивали вражеского шпиона, просто вели самые обычные пьяные разговоры.

За спиной вдруг раздались тяжелые шаги, и кто-то схватил ее за плечо.

Рэйчел чуть было не взвизгнула, но сдержалась, чтобы не выдать Йена.

Только это оказался не Йен. Ее держал, больно сжимая плечо пальцами, какой-то старик: высокий, седой и с горящими глазами.

* * *

Йен был голоден. Он не ел уже больше суток, не желая тратить время на охоту или поиски фермы, где мог бы выпросить ужин. Двадцать миль от Валли-Форджа он покрыл одним махом, даже не заметив расстояния.

Рэйчел была здесь. Здесь, в Филадельфии, как ни странно! Правда, выяснить это было непросто. Благо среди солдат Вашингтона нашелся один толстый немец-офицер с большим носом, который обратил внимание на лук Йена. Пара уроков стрельбы, беседа на французском (потому что по-английски немец изъяснялся с большим трудом), и Йену наконец позволили задавать в лагере вопросы.

Правда, сперва он натыкался лишь на недоуменные взгляды, но фон Штойбен решил проявить заботу о молодом парне и послал солдат навести справки о враче, а сам предложил Йену хлеба. В конце концов нашелся тот, кто знал некоего хирурга по имени Хантер, но тот якобы уехал в Филадельфию лечить какого-то особенного пациента. Где его сестра? Бог ее знает…

Впрочем, Йен не сомневался: куда Дензил – туда и Рэйчел. Жаль, не удалось выяснить, что за особенный пациент ждал их в Филадельфии: солдаты в ответ на расспросы злились, а завоевывать их расположение было уже некогда.

Хотя бы известно, что эти двое в Филадельфии, – уже хорошо.

И вот Йен здесь. Он пробрался в город перед самым рассветом: прополз прямо через окружавшие Филадельфию лагеря, мимо спящих солдат, завернувшихся в одеяла возле потрескивающих походных костров.

Еды в городе было вдоволь, и Йен в предвкушении замер на краю рыночной площади, выбирая между жаренной в кляре рыбой и корнуоллским мясным пирогом. Шагнул было к торговке пирогами, доставая деньги, как вдруг женщина, глядя ему за спину, отшатнулась и в ужасе взвизгнула.

Что-то сбило Йена с ног. Рядом слышались крики, но их заглушало шумное собачье дыхание, а слюнявый язык облизывал лицо, норовя забраться даже в уши и нос.

– Cú![77]

Йен кое-как выбрался из-под беснующегося пса, радостно обнял Ролло, затормошил его и засмеялся, когда тот восторженно вывалил язык.

– Да, да, я тоже рад тебя видеть, приятель! Но куда ты дел Рэйчел?

* * *

У Фергуса ужасно зудела отрубленная рука. Такого не было уже давно, и сегодня зуд бесил вдвойне: он прикрепил к рукаву набитую отрубями перчатку, а не обычный крюк (слишком уж тот приметный), поэтому почесать культю никак не удавалось.

Чтобы хоть немного отвлечься, он вышел из сарая и побрел к ближайшему костру. Миссис Хемпстед протянула ему жестяную кружку с жиденькой кашей. Что ж, в перчатке есть и свои преимущества. Кружку не возьмешь, зато ее можно прижать к груди, не обжигаясь. А еще жар от каши унимал зуд.

– Bon jour, madame, – вежливо поклонился Фергус, и миссис Хемпстед, невзирая на усталость, улыбнулась. Ее мужа убили в Паоли, и теперь, чтобы прокормить троих детей, она обстирывала английских офицеров. Фергус тоже платил ей за еду и кров. Ее родной дом занял деверь, любезно позволив ей жить в сарае, благо во дворе было несколько построек. В одной из них обосновался и Фергус.

– Какой-то мужчина искал вас, сэр, – тихо сказала миссис Хемпстед, поднося ему ковш с водой.

– Да? – Оглядываться нет смысла: будь незнакомец здесь, она сказала бы. – Вы его видели?

Та покачала головой.

– Нет, сэр. Он с мистером Джессепом говорил, а тот сказал младшему парнишке Вилкинс, а тот передал моей Мэри. Джессоп сказал, он из Шотландии. Высокий такой, симпатичный. Солдат, скорее всего.

Волнение жаром всколыхнулось в груди.

– Не рыжий, случайно? – спросил Фергус.

Миссис Хемпстед удивилась:

– Вот уж чего не знаю. Парнишка Вилкинс не говорил. Пойду спрошу у Мэри.

– Не утруждайте себя, мадам. Я сам спрошу.

Фергус, чудом не обжегшись, проглотил остатки каши и запил водой.

Маленькая Мэри тоже не знала, какого цвета были волосы у шотландца: она его не видела, а Томми Вилкинс не сказал. Однако тот объяснил, где именно мистер Джессоп разговаривал с незнакомцем, так что Фергус поблагодарил Мэри на гэльском – от чего она мило покраснела – и с волнением поспешил в город.

* * *

Рэйчел пыталась высвободить руку, но старик лишь сильнее стискивал пальцы, впиваясь ими в плоть.

– Отпусти меня, друг, – ровным голосом сказала она. – Ты, должно быть, принял меня за другую.

– О нет, не думаю, – в том же тоне отозвался он. Судя по говору, он был шотландцем. – Это же твоя собака?

– Нет, – озадаченно ответила Рэйчел, начиная тревожиться. – Я всего лишь присматриваю за ней по просьбе друга. Она что, съела одного из твоих цыплят? Я, конечно же, заплачу…

Свободной рукой Рэйчел потянулась к кошельку, озираясь украдкой и обдумывая, как бы половчее удрать.

– Твоего друга зовут Йен Мюррей, – заявил вдруг старик, и Рэйчел запаниковала: уж больно уверенно он говорил.

– Отпусти, – велела она. – Ты не имеешь права меня хватать.

Ее слова он пропустил мимо ушей, только вгляделся внимательнее в лицо. Глаза у него были старческими: красными, слезящимися, но до ужаса ясными.

– Где он?

– В Шотландии, – сообщила Рэйчел, и старик удивленно моргнул. Потом подался вперед, перехватывая ее взгляд.

– Любишь его? – тихо спросил он, однако голос прозвучал до жути холодно.

– Отпусти меня!

Она замахнулась, чтобы ударить его по лицу, но он на удивление ловко увернулся. Полы плаща разошлись, и на поясе блеснуло что-то стальное. Топорик! Вспомнив о том ужасе в доме в Нью-Джерси, Рэйчел отшатнулась и завопила.

– Тихо! – шикнул на нее старик. – Ты, lass, пойдешь со мной.

Он зажал ей рот грязной ладонью и хотел было поднять, но Рэйчел забилась, забрыкалась и сумела-таки пронзительно взвизгнуть.

Вдалеке зазвучали голоса, загремели приближающиеся шаги.

– Рэйчел! – донесся до ушей знакомый голос, и у нее сжалось сердце.