Его речь была явно рассчитана и на американских слушателей. Двумя месяцами ранее они с Кеннеди обменялись рядом осторожных сообщений, имевших целью «нормализацию» отношений, однако вскоре после этого Кеннеди был убит в Далласе. И теперь в своем обращении к народу Фидель четко дал понять, что он рассчитывает на продолжение переговоров с новым американским президентом, Линдоном Джонсоном.

Фидель получил от Москвы щедрое обещание закупить в течение шести лет двадцать четыре миллиона тонн кубинского сахара. Но взамен он подписал совместное советско-кубинское заявление, в котором Куба и СССР выражали неприятие раскольнической деятельности в рамках мирового коммунистического движения. Кроме того, Куба выказала готовность «сделать все необходимое для установления добрососедских отношений с Соединенными Штатами Америки, основанных на принципах мирного сосуществования». Хрущев высоко оценил эту новую позицию Кубы, которая должна была способствовать «укреплению мира и ослаблению международного напряжения».

По мнению Мориса Гальперина, американского политолога и экономиста, документ, подписанный Фиделем в Москве, был весьма двусмысленным. «Послание в адрес Соединенных Штатов — равно как и в адрес Латинской Америки — было следующим: Кастро решил искать компромисс с Вашингтоном, Хрущев дал на это свое согласие, и для Латинской Америки это означало, что Кастро готов отказаться от идеи всеобщей латиноамериканской революции ради договора с США».

Конечно, как и другие страстные заверения Фиделя, слова о поддержке идеи «мирного сосуществования» были не более чем хитрой уловкой необходимой для начала диалога с Вашингтоном. В тот момент кубинское оружие и кубинские кадры были напрямую задействованы в целом ряде конфликтов на территории Латинской Америки и по крайней мере в одном конфликте в Африке. Бойцы Мазетти рассекали джунгли Орана, партизанская колонна Эктора Бехара стремилась вторгнуться на территорию Перу, и всего за два месяца до того венесуэльские власти захватили груз из трехсот тонн оружия, отправленный с Кубы для местных партизан. Бывший начальник революционной полиции Эфихенио Амейхейрас и другие кубинские военные находились в Алжире, тайно помогая руководить вооруженным батальоном в пограничной войне, разгоревшейся между Алжиром и Марокко.

Для Че термин «мирное сосуществование» был абсолютно неприемлем, поскольку означал примирение с империалистической системой. Пока что он молчал, но нет сомнений в том, что его пути с Фиделем уже начали расходиться. Целью Фиделя было добиться кубинского экономического благосостояния и собственной долговечности как политика, и ради этого он готов был пойти на компромисс. А Че видел свою миссию в том, чтобы распространить социалистическую революцию за пределы Кубы. Близилось время покинуть остров. Его надежды были связаны с Хорхе Рикардо Мазетти, который должен был подготовить почву для этого решительного шага.

X

В феврале кубинский повстанец Альберто Кастельянос вернулся в «зону военных действий» из Кордовы. За месяц спокойной жизни в городе, где он хорошо питался и пил пиво, он набрал лишний вес и потерял форму. В ходе шестичасового перехода к партизанскому лагерю Кастельянос трижды падал в обморок. По прибытии же он узнал, что Мазетти решил перейти к активным действиям.

Однако за те месяцы, что прошли среди зеленых, залитых дождями лесов Орана, склонность Мазетти к авторитаризму приобрела угрожающие масштабы. Новой жертвой его преследования стал Генри Лернер, молодой студент-медик из Кордовы, прибывший в лагерь в ночь казни Адольфо «Пупи» Ротблата.

Лернер, так же как Ротблат, был евреем. Сын старого коммуниста, сам считавший себя «сталинистом», Лернер гордился собственным несгибаемым духом и силой своих убеждений. Однако замечания Мазетти в его адрес становились все более нелицеприятными, командир выбирал его для наиболее унизительных поручений, вследствие чего Лернер стал осознавать, что Мазетти считает его недостойным быть партизаном и старается пробить брешь в его самообладании.

Лернер пришел в отчаяние. Он был настроен на то, чтобы повиноваться приказам и уважать своего командира, и поэтому из кожи вон лез, стараясь безупречным исполнением всех указаний завоевать одобрение Мазетти. Но этого, похоже, было недостаточно.

На Рождество партизанам прислали из города целую гору деликатесов. После ужина Лернер сел, прислонившись к дереву, закурил сигарету и погрузился в ностальгические воспоминания. Его мысли обратились к семье и жене, которых он оставил в городе, и тут Мазетти подкрался к нему сзади и громко спросил: «Эй, о чем это ты думаешь?» Когда Лернер ответил, Мазетти промолвил: «Значит, планируешь дезертировать, да?»

Лернер понял, насколько серьезно его положение. Он уже слышал о Фусиладо, а Пупи и вовсе был казнен в день его приезда. С точки зрения Мазетти, одного подозрения в дезертирстве было достаточно, чтобы применить смертную казнь.

Лернер приватно поговорил с Бустосом и попросил у него помощи. Бустос вмешался и сказал Мазетти, что тот не прав: Лернер — надежный кадр, он предан делу и совсем не является потенциальным дезертиром. Он призвал Мазетти дать Лернеру шанс проявить себя, и Мазетти согласился. Он поручил Лернеру проследить за поведением двух других бойцов, которые, по его мнению, заслуживали наказания.

Одним из них был новичок по прозвищу Нардо. Настоящее его имя было Бернардо Гросвальд, он был банковским служащим из Кордовы, евреем по национальности. Суровые будни в джунглях давались ему тяжело, и он начал проявлять те же симптомы отчаяния, которые привели Пупи к его трагическому концу. Лернер вывел Нардо в его первый поход за пределы лагеря и в ходе общения понял, что юноша совершенно не представляет себе, во что ввязался.

Второй жертвой был «Грильо» Фронтини, фотограф по профессии, сын известного и влиятельного буэнос-айресского адвоката. Грильо координировал работу подполья в столице, но вел себя расточительно и небрежно с доверенными ему финансами организации. Мазетти приказал Бустосу арестовать его и доставить в горы для суда.

Он поместил обоих молодых людей под арест, и Лернеру было поручено провести с ними неделю в лесу и внимательно следить за их поведением. Он должен был попытаться определить, достойны они доверия или нет, и от его показаний зависело решение их судьбы.

Мазетти постоянно видел вокруг себя врагов. Его настроение было непредсказуемым. То он чувствовал эйфорию, то погружался в глубокую депрессию, которая могла длиться несколько дней.

Бустоса особенно волновала судьба Нардо. Он намеревался подыскать надежных людей, которые могли бы подержать Нардо у себя на ферме, пока его нельзя будет отпустить совсем. Мазетти обещал, что подождет.

Тем временем Пиринчо получил особое задание. С момента убийства Пупи он сильно переменился, запрятав глубоко внутрь все свои душевные муки. Завоевав полное доверие Мазетти, он добился позволения вернуться в Буэнос-Айрес. В Уругвай с Кубы как раз должна была прибыть крупная партия оружия, и Пиринчо предстояло привезти ее по Ла-Плате на яхте своей семьи.

Мазетти задумал новый план, и ему для этого требовалось оружие. Всеобщая конфедерация труда (ВКТ) Аргентины, огромная организация, в которой преобладающую роль играли перонисты, решила начать общенациональную забастовку против правительства Ильиа. Мазетти хотел снабдить оружием группу Бенгочеа и организовать серию скоординированных молниеносных атак против военных в зоне, где соединяются провинции Сальта и Тукуман. На фоне всеобщей забастовки НПА могла громко заявить о себе и в то же время продемонстрировать свою солидарность с рабочим движением Аргентины. Затем партизаны собирались уйти с места действий, передислоцировавшись в Анды, в паре сотен километров к югу; Мазетти уже провел рекогносцировку местности в поисках подходящих маршрутов к отступлению. Их резкое исчезновение должно было также сбить с толку правительственные силы безопасности, создав впечатление, что они обладают куда большей силой, чем на самом деле. Именно такую тактику с успехом применяли Фидель и Че на начальных стадиях войны в сьерре, и Мазетти намеревался последовать их примеру.