Из-за получаемых от УШПД грузов Ковпак в январе 1943 г. поссорился с Сабуровым, несмотря на то, что за месяц до этого два соединения в тесном взаимодействии успешно провели знаменитый Сталинский рейд. Бывший политрук одной из групп Ковпака Минаев писал, что оперативное взаимодействие двух расположенных рядом отрядов было постепенно нарушено: «[Первоначально] было очень радостно, когда ежедневно слышишь о сабуровском отряде, о его успехах и знали, что он недалеко от нас находился, а сабуровские партизаны радовались успехам ковпаковцев. Таким образом, жизнь, быт и борьба проходили в дружественной атмосфере. И, кроме того, была повседневная боевая помощь.

Я уверен, и в отряде разговорчики были, что данную группировку 3-х арийских полков под с. Глушкевичи, во взаимной связи с отрядом Сабурова, уничтожили бы полностью и аэродромная площадка была бы в наших руках. Кроме того, среди личного состава отряда появились нездоровые разговоры: “Якобы два командира т. Ковпак и т. Сабуров зазнались и не хотят покориться друг другу”»[1362].

Крайне напряженные отношения были между командиром Житомирского соединения им. Щорса Степаном Маликовым и командиром Житомирского соединения Александром Сабуровым. Перепалки партизанских вожаков друг с другом из-за поставок с «Большой земли» продолжались до конца оккупации.

Стандартными были конфликты по поводу задержания одних партизан другими, в частности, во время проведения хозяйственных операций на «спорных» территориях. Причем Ковпак, как человек, обладавший большим уважением своих коллег, позволял себе резкий тон в переписке с ними. В частности, 25 ноября 1943 г. командир Сумского соединения направил письмо командиру Винницкого соединения Якову Мельнику, о том, что связанную с ковпаковцами группу подпольщиков, при которых находилось двое партизан, 15 ноября 1943 г. мельниковцы полностью ограбили: «Считаю, что оружие начальнику штаба необходимо почаще применять в боях с немцами, а не заниматься от безделья самым неприкрытым мародерством и требую немедленного возвращения всех награбленных вещей…»[1363] В ответ Мельник, проведя разбирательство, 4 декабря написал Ковпаку письмо в подобострастном тоне, однако указал респонденту на его плохую информированность: «Ничего подобного, что вы указываете, мои бойцы не брали, за исключением пишущей машинки, которая взята полицией, перешедшей в мое соединение, но группа бойцов п[артизанского] о[тряда] [им.] Дзержинского у них [ее] отобрала. Вы поверили лже-уполномоченному (в документе прочерк. — А. Г.) УШПД Хвощевскому, который отобрал машинку у дзержин[цев]. Узнав об этом, мои бойцы отобрали [пишущую машинку] у Хвощев-ского. Если он попадется мне, я ему выбью глаза за то, что он ранее обезоруживал мои группы, выходившие из окружения. Взятые часы и четыре патрона Вам возвращаю. А пишущую машинку необходимость заставляет оставить у себя, т. к. она никогда не принадлежала лже-уполномоченному УШПД Хвощевскому»[1364]. В конце письма Мельник приветствовал Ковпака, а также на всякий случай извинился перед ним за это письмо.

Как раз после этой переписки Ковпак позволил себе подобные «экспроприации» имущества соседнего соединения, только провел их довольно-таки организованно. 14 декабря начальник штаба Сабурова Бородачев радировал Строкачу и Сабурову: «Все продовольственные базы нашего соединения подчинил себе Ковпак, производит их вскрытия. Все это [якобы] санкционирует [заместитель Строкача] полковник Соколов. Этот вопрос требует немедленного разрешения и прошу ускорить вмешательство Украинского штаба. Необходимо запретить Ковпаку посягать на наши базы. О мерах прошу срочно радировать»[1365]. В конце декабря 1943 г. Ковпак был отозван в тыл и освобожден от должности командира Сумского соединения. Вероятнее всего, причиной послужила не приведенная радиограмма, и даже не другие «проступки» старого партизана, а его личное желание, осторожно высказываемое им с лета 1943 г. — от длительных переходов и сражений Ковпак очень устал.

Нежелание командиров подчиняться один другому, идти на уступки приводило к срывам или провалам операций.

В частности, в марте 1943 г. Черниговское соединение Алексея Федорова разделялось на два соединения. Большинство партизан под командованием Алексея Федорова составило основу для Черниговско-Волынского соединения, выступавшего в рейд в Западную Украину. Оставшийся отряд, сохранивший название Черниговского соединения, подчинялся бывшему заму Федорова — Николаю Попудренко и был предназначен для действий на левобережье Днепра. Между Федоровым и Попудренко отношения были натянутыми на протяжении всего 1942 г. Командир отряда им. Сталина Григорий Балицкий свидетельствовал, что дележка военного имущества и личного состава сопровождалась сценами: «Подготовка к движению — целый день и до поздней ночи шли дискуссии с Попудренко, Новиковым, Дружининым, все время подначивал тов. Попудренко. А наконец дошло до слез. [Комиссар новосозданного Черниговского соединения] Новиков и [его командир] Попудренко стали плакать, что Федоров оставляет их самих с небольшим отрядом. Попудренко все добивался, чтобы оставить хорошее вооружение и боевых людей. Но все это было напрасно, было оставлено все то, что сказал тов. Федоров»[1366]. Не лишним будет упомянуть, что новосозданное Черниговское соединение, сформированное по остаточному принципу, через четыре месяца было немцами разгромлено, а Николай Попудренко погиб.

О другом случае вспоминал командир Винницкого соединения Яков Мельник. Когда его отряд вышел в Винницкую область, Мельник разыскал и соединился с местными партизанами, которые находились под командованием Мичковского: «Когда первый раз наше соединение шло в Винницкую обл., т. Мичковский к нам присоединился [с] группой товарищей, а потом, когда были бои возле Старой Синявы, он был послан в разведку и не вернулся, ушел в район Винницы и организовал партизанский отряд. Там он предоставил написанную им же бумажку, что якобы я и Бурченко его уполномочили организовать партизанские отряды, поэтому местные партизаны присоединились к нему как к представителю обкома и нашего соединения.

Когда я с т. Бурченко предложили ему присоединиться к нам на основании той телеграммы, которую мы получили от тов. Хрущева, где говорилось присоединить все местные партизанские отряды под свое руководство, но он отказался. В течение четырех дней мы вели с ним переговоры (у него было около 700 человек).