лишь слушала и слушала красивый, глубокий голос солиста, заполняющий каждую клеточку ее тела, отзывающийся каждым словом где-то в глубинах ее души и заставляющий чувствовать что-то непреодолимо болезненное и тоскующее, но неизменно чувственное в ее сердце… Да разве музыка, сильная, насыщенная, многогранная и живая, может оставить равнодушным, если она призвана заставить тебя ощущать???

Снаружи было жарко, Женя чувствовала, как солнце печет ее ноги через тонкие колготки, как горит кожа на ее левой руке под его лучами, а внутри, внутри нее в странном контрасте царили холод и отчаянная тоска. «Возвращайся! Возвращайся!» – кричали динамики ее магнитолы, а она лишь с болью сжималась, до ужаса желая этого, всем своим усталым, истосковавшимся, больным сердцем… Она желала разрушить все преграды, желала быть только с ним, умирать рядом с ним не от ненавистного, обреченного, страстного желания лишь коснуться, ощутить рукой его сердцебиение в груди, окунуться в его взгляд, а от осознания своего бесконечного счастья и того, что Сережа будет навечно с ней, навсегда, навсегда…

Но это никогда не станет реальностью. А значит, Жене оставалось лишь страдать дальше и тонуть в своем болоте холода и одиночества, понимая лишь одно – она делает это ради Насти. Ну и еще слушать музыку, которая, как специально, призывала ее совсем к иным действиям и глубоко рвала уже и так порядком изорванные кровавые раны в ее душе…

– Ага! Вот мы чем занимаемся по утрам, значит? Торчим в машинке, упиваемся музыкой, чтобы чувствовать себя еще более несчастной, чем есть на самом деле, а потом на всех парусах пытаемся успеть на работу, натянув маску гордой и неприступной снежной королевы, которая мучает себя и других ради общего блага! Жека, але, реальный мир вызывает! – ворвался в ее сознание веселый и невероятно теплый голос Семена, который, проникнув туда, куда не могло попасть солнце, а именно внутрь ее тела, ее души, привнес ей немного успокоительного, сладостного тепла, такого нужного ей, такого спасительного, дарящего жизнь и пару градусов настроения.

Женька лениво открыла глаза и слабо улыбнулась, увидев перед собой парня в модных квадратных очках, с пирсингом в нижней губе и в своей излюбленной рубашке кричащего, ядовито-зеленого цвета, дополненной красным галстуком в черный горошек и потертыми темно-синими джинсами с кедами в придачу. Потянувшись, она села и сонно проговорила:

– Ну вот… Даже проигрыш дослушать не дал… Карташов, вот ты вечно лезешь со своим ненужным реальным миром туда, куда тебя не просят, да еще и нравоучения бесплатные с утра… – зевнула Женька, доставая туфли и скидывая кеды, переобуваясь для работы. – Вот я лично не заказывала…

– Вообще-то, Зябликова, Минаев тоже душевных страданий не заказывал, а ты ему их обеспечиваешь по полной…

– У-у-у, все, все, все, Семка, иди на работу один, потому что если ты собираешься снова говорить со мной о Сергее, то я лучше обойдусь без занудного провожатого, так что выбирай: или молча – со мной, или молча – один… – резко прервала его Женька, ощутив боль в сердце и нахмурившись, а Сема покачал головой, ожидая, когда она натянет-таки каблуки и закроет машину, проговорив:

– Это все потому, что мне со стороны немножко виднее, чем тебе, страдалица ты моя ненаглядная! И вообще, я считаю, что ты совершаешь…

– Семка, сейчас пойдешь впереди, я не шучу! – грозно проговорила Женька, пикнув сигнализацией и направившись к парадному входу завода, грустно глядя себе под ноги. – Я уже все решила. Я не собираюсь уводить его из семьи, я не собираюсь отнимать у ребенка отца, ты только представь, что с ней будет! – воскликнула она, отчаянно взмахнув руками. – Нет, нет, даже думать не хочу, я не смогу, Сема, она не заслуживает этих слез, понимаешь?

– Женька, но ты ведь разрешишь ему видеться с ней! Он будет помогать ей, общаться, а насчет несчастной, испорченной жизни… – Сема пожал плечами, обняв Женю за шею, и спокойно проговорив:

– Мой отец свинтил из семьи, когда мне было девять… Мы не общались много лет, я злился на него, но… Если бы он хотя бы попробовал наладить со мной отношения, я бы его простил, потому что всегда очень скучал по нему… Но он был не заинтересован в этом, у него – новая жена, новые дети, а я… – он улыбнулся, увидев неподдельный и искренний ужас на лице Жени. – Женька, могу тебя заверить – я не считаю, что его уход сломал мне жизнь и сделал несчастным. Я нуждался в нем, какое-то время горевал, что все стало по-другому, не как раньше, печалился из-за того, что стал ему не нужен… Но не считаю, что моя жизнь испорчена или разбита. У меня сейчас отличный отчим, он любит маму… Что еще нужно? Все норм. Вот это я и пытаюсь до тебя донести, рыжик. – закончил он, по-джентльменски пропуская ее вперед, в лифт, а Женька, шагая, не зная куда, вдруг ощутила, как затрепыхалось ее сердце и как что-то странно сжалось в груди, хоть она и не понимала, что…

Она рассеянно посмотрела на Семена и как-то через силу выдохнула, тяжело проговорив:

– Это только твой один-единственный пример… Но ведь есть миллион других…

– Каких? – с веселым любопытством спросил Сема, а Женька, испытав какое-то острое, режущее чувство внутри, махнула на него рукой, проговорив:

– Разных. Отстань, Карташов. Я не могу, все равно не могу! А следовательно, я попытаюсь жить дальше, завести другие… отношения… – с болью шепнула она, отвернувшись от Семена и чувствуя, что скорее умрет, чем позволит кому-то другому прикоснуться к ней, целовать ее, обладать ею… Она до отвращения, до ужасного отторжения боялась себе это даже представить.

– У-у, ладно, мой милый аленький цветочек! Я не буду переубеждать тебя в том, что ты дуришь, и из-за твоей дури страдаете вы оба…

– Семен!

– Ладно-ладно, Жека, закрыли тему, но что-то мне подсказывает, что тебе нужно развеяться… – Сема хитро подмигнул и первый вышел из лифта, взяв Женю, охваченную все тем же странным щиплющим, режущим и колющим чувством, за руку и ведя уверенной походкой в секретарскую, видимо, понимая, что его подруга включила пилот-автомат и сама может туда попросту не дойти.

– Как развеяться?.. – потерянно спросила Женя, а Семен хитро улыбнулся:

– Майские праздники будут теплыми, поедем в парк Аттракционов! Обещаю, никаких разговоров о Сергее Викторовиче! Я тебе даже сладкую вату куплю!

– О-о!!

– Да-да! – подтвердил Семен, увидев на лице Жени небольшой проблеск оживления через беспросветную хмурость. – И все ради твоей улыбки, рыжик! Хватит уже горевать, на