Однако судьба продолжала беречь Наташу от любопытства сотрудников. Теперь прибыла машина с лавандовым маслом, и опять была беготня. Между делом она подумала, что уже который год продолжается одно и то же. Все время что-то на фабрику поступает, в цехе непременно начинается аврал. Надо будет проработать предложения и дать директору. В самом деле, обычный производственный процесс. На дворе двадцать первый век. Если пока нельзя все автоматизировать, можно хотя бы как следует организовать… Впрочем, именно теперь привычной суматохе она была рада.

Ближе к обеду ее опять вызвал к себе директор фабрики, и в его кабинете она увидела Павла с телевидения.

— Вот, Наталья Петровна, телевизионщики по вашу душу, — улыбнулся директор.

— Что-нибудь случилось? — поинтересовалась она.

— Застряли из-за непогоды. А у них кое-какие кадры уже есть. В серию «Женщины России». Правильно я вас понял?

— Правильно, — солидно кивнул Павел, а еще один мужчина с кинокамерой рядом с ним, оказывается, снимал Наташу, едва она вошла. — У Натальи Петровны очень незаурядная внешность.

— Да, красавицы есть и в нашем городе, — расцвел директор, словно это его собирались снимать телевизионщики.

За свой внешний вид Наташа не боялась. Халатик на ней был кокетливый, по фигуре. И волосы прихвачены модной косынкой.

— Покажите им нашу фабрику, — разрешил директор, — пусть поснимают вас на фоне оборудования.

Никто почему-то не спросил Наташу, хочет ли она сниматься для этой самой серии! Считается, что должна хотеть?

Ладно, она решила не сопротивляться. Чем меньше сопротивления, тем быстрее все закончится… Однако получилось с каким-то двойным смыслом! Наташа своим мыслям невольно улыбнулась.

Но Павел, оказывается, бдительно следил за ее лицом, потому что сказал с обидой:

— Зачем ты обманула меня, Наташа?

— В чем? — Она лихорадочно стала вспоминать, что этакое рассказала ему?

— Нет у тебя здесь никакой мамы! Боялась пригласить меня домой?

Наташа покраснела. Кто мог подумать, что Павел здесь застрянет? Она думала, уедет и обо всем забудет.

— А кто это тебе сказал?

— Директор… Конечно, я не стал ему говорить про твою мать…

Наташа невольно хихикнула.

— Просто спросил, какая у тебя семья, — упрямо продолжал тот. — Он и сказал, что три года назад муж погиб…

Павел был обижен. Но ведь Наташа ему ничего не обещала, не так ли? Она взглянула на него, скрыв улыбку, но он все понял и тоже смутился. Ну да, позвал ее в ресторан, но ведь Наташа свою часть денег отдала, так что какие могут быть к ней претензии?

Дело вовсе не в ресторане, мог бы сказать ей он, а в том, что… когда они целовались, Наташа ведь не отталкивала его. То есть вроде была не против.

Словом, и этот день у Наташи оказался занят — она водила по фабрике телевизионщиков, рассказала историю про крем «Юность Таис» и что именно он позволил его разработчице поехать во Францию.

Оператор Юра ходил за Наташей с камерой и снимал, когда Павел взмахивал рукой, как полководец на поле сражения.

Во второй половине дня распогодилось. Позвонили в аэропорт, который находился в пятидесяти километрах, в другом городе, и телевизионщики сразу засобирались в дорогу.

На прощание Павел сунул ей в руку свою визитку.

— Будешь в городе, звони, помогу всем, чем смогу.

Он многозначительно замолк, давая ей понять, что помочь он может многим.

Когда она вернулась в лабораторию, одна из лаборанток, по имени Вера, спросила ее:

— Наталья Петровна, вы не заболели?

— А что, так плохо выгляжу? — спросила Наташа.

— У вас вид такой усталый, будто вы всю ночь не спали… — Она проговорила и поправилась: — То есть я ни на что не хочу намекнуть, но в смысле бессонница у вас или еще что… Я с моря подушечку привезла с можжевельником. Положишь его под щеку и спишь, как новорожденная. Хотите, принесу вам?

— Если на вас, Наталья Петровна, порчу навели, то не поможет никакая подушечка, — заговорила вторая лаборантка, Ася, переглядываясь с Верой.

— Порчу? Девочки, что за ерунда? — Наташа засмеялась. — Мало ли, женщине, может, нездоровится…

— Мы это знаем наверняка, — твердо проговорила Ася. — Стеснялись говорить. Жена Пальчевского к Заире ходила.

— К какой Заире?

— Вы не знаете?! — удивились девчонки. — Ну, той, что везде в объявлениях пишет про отвороты и привороты… Заира ей сразу сказала: для того чтобы порчу навести, надо какую-нибудь вашу вещь ей принести. К вам Пальчевская вчера не приходила?

— Приходила, — растерянно подтвердила Наташа. — Но неужели вы думаете…

— Нам ее дочка рассказывала.

— Чья дочка?

— Дочка Заиры. Сказала, предупредите ту женщину.

— И что мне теперь делать? — Наташа и верила, и не верила, но то, что с утра ей было не по себе, определенно так.

На время работы с телевизионщиками она себя просто заставила собраться в кулак, а когда все кончилось — ощущала себя выжатым лимоном.

— Пойти к другой колдунье, снять эту порчу.

Какая глупость! Похоже, Наташа переходит на какой-то другой уровень жизни, где с ней происходят события, никогда прежде не происходившие: порча, колдуньи. Неужели она не сможет справиться с этим сама?

Тем более что Вера в обед сбегала домой и принесла ей ту самую подушечку с можжевельником.

Ася же… О, Ася оказалась человеком куда более основательным.

— Наталья Петровна! — сказала она. — Вам нужно сходить в церковь.

— Но зачем? — растерянно проговорила Наташа.

— Снять с себя эту гадость.

— И каким образом?

Она уже отдавалась в руки молодой, но такой знающей девушки. Пусть делает что хочет, Наташа на все согласна. Может, хотя бы сны про собственное сумасшествие не будут ее посещать.

В церковь пошли после работы.

— Вообще-то, — сказала Ася, — нужно посещать три службы: заутреню, обедню, вечерню. Мы с вами закажем мобелен и непременно внесем в него имя человека, который наслал на вас порчу.

— Как же так? — возмутилась Наташа. — Она на меня порчу, а я ей — за здравие.

— Так положено. Вы не можете ее наказывать за грехи, для того есть Всевышний.

Словом, Наташа позволила проделать с собой все, что положено. Купила свечки, заказала молебен. Причем делала все машинально, почти не осознавая, и крестилась неумело, все норовила сложить пальцы двуперстием. Ася при этом фыркала на нее рассерженной кошкой.

Но когда вышла из церкви, ощутила вдруг такую умиротворенность, какой не чувствовала все три ее одиноких года. А потом спала без задних ног, и никакие кошмары ей не снились.