Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здравствуйте. – Ольга по-деловому протянула руку, и уже от этого мимолетного физического контакта Тане стало немного легче. – Может, сразу на «ты»?
Таня не возражала. Заказала себе кофе и, пока официант его нес, сбивчиво поведала свою историю. Ольга слушала молча, не охала сочувственно, не изрыгала проклятия в адрес Байгозина, как это делала Люська. Просто тихо сидела, и с каждым словом Таня понимала: именно это ей сейчас и было нужно. Выговориться. Чтобы никто ее не жалел, не осуждал, не лез с советами диванных экспертов. И она говорила так долго и много, как, пожалуй, еще никогда в своей жизни. В конце концов, ей стало даже совестно за то, что она так нещадно эксплуатировала ни в чем не повинного человека.
– Прости, – вздохнув, подытожила она свой рассказ. – Вот так вывалила на тебя все…
– Ничего, я понимаю, – спокойно улыбнулась Савицкая. – Мне в свое время этого очень не хватало.
– А ты? Как ты с ним познакомилась?
Ольга бросила в кофе кусочек тростникового сахара, задумчиво размешала и, отложив ложечку, устремила рассеянный взгляд куда-то вдаль.
– Я тогда только-только окончила журфак в Чите, – начала она неторопливо. – Устроилась на работу в крупную газету, хотела сделать карьеру. В печатной версии мне доверяли только всякий мусор, а на интернет-портале было где разгуляться. Я думала, что проведу свое самое настоящее расследование, оно выстрелит, его опубликуют на первой полосе… Короче, сплошь амбиции, как это бывает. Тогда мне попался на глаза интересный материал про секты, и я подумала, что ведь курсы саморазвития куда опаснее. Они маскируются под психологов, тренеров личностного роста. Секту обычно издалека видно, сама понимаешь. Какой-нибудь эксцентричный лидер а-ля святой Порфирий, провидица Аграфена или что-то в этом духе. Бусы, четки, свечи, вся вот эта атрибутика религиозного культа. Они обычно заманивают малограмотных людей, а те, у кого хоть немного развито критическое мышление, на подобную дурь не поведутся.
– А курсы? – затаив дыхание спросила Таня, когда Ольга сделала паузу для кофе.
– Ты теперь и сама все видела, – невесело усмехнулась Савицкая. – На курсах все солидно. Обязательно дорогой офис, обязательно современная реклама, регалии, дипломы. Не подкопаешься! А потом… В лучшем случае это простая профанация. Большие деньги за очевидные советы. В худшем – они вербуют, создавая подобие секты. И даже бог с ними, с деньгами: они ломают людей. Знаешь, я всегда думала, что психология – так себе наука. Ладно еще клиническая психиатрия. Но психология? Психоаналитика? Фигня. Пришел человек, который надумал себе внутренний дискомфорт. Заплатил за прием, полтора часа поболтал о своем детстве и отношениях с матерью, а психолог все это время просто сидит, слушает с важным видом и делает пометки в блокнотик. Абсолютно бесполезная штука, нужная только тем, кому совершенно не с кем поговорить дома. Бесполезная – но и безвредная, как мне казалось.
– Разве не так? – удивленно моргнула Таня.
– Будь оно так, ты бы не бросила институт, не уехала с незнакомым человеком и не подарила ему четыре года своей жизни на блюдечке с голубой каемочкой. И не ты одна… Все же понимают, что скальпель в неумелых руках опасен. По сути, если скальпель берет не хирург, то это уже холодное оружие. Но никто не догадывается, что психологические инструменты – едва ли не опаснее. Потому что снаружи-то никаких повреждений не видно. Значит, вроде как все нормально. А человек, в котором покопался какой-то моральный урод, потом просто берет – и выходит из окна. Почему? Кто же знает, мало ли. Депрессия, все такое. Даже уголовное дело никто не откроет. – Ольга замолчала ненадолго, водя пальцем по краю стола, и Тане стало не по себе. – К чему это я?.. Байгозин. Я хотела внедриться в чью-нибудь группу, рассказать о мошенничестве. Мне тогда было… Ну, вот как тебе сейчас. Я искала более известные курсы и тренинги, но оказалось, что туда не так просто попасть. Во-первых, стоило диких денег, а мне бы редакция такое оплачивать не стала, во-вторых, некоторые коучи берут людей только по рекомендации. И я оказалась у Коли.
– Ты платила за его тренинг?
– Ага. – Ольга жестом подозвала официанта, заказала кусок шоколадного чизкейка и виновато взглянула на Таню. – Извини, когда про него вспоминаю, хочется утешиться плохими углеводами.
– Помогает хотя бы?
– Ну… Немного. Хотя я после нашего расставания поправилась на десять килограммов. Сбросила уже, но приятного мало. – Ольга взяла салфетку и принялась ее методично складывать, выравнивая ногтем каждый сгиб. – Я помню, как шла на первое занятие. Думаю, ну, с этими-то девицами все ясно. Курицы. Наивняк. Мне-то он мозги не промоет. А потом… Потом помню такое, знаешь, острое чувство предательства. Что я хочу подставить этого чудесного человека. Нет! Он этого не заслуживает! Он добрый, умный, он хочет, чтобы мы все были счастливы… И знаешь, что самое ужасное?
– Что? – Таня напряженно сцепила пальцы, забыв про кофе.
– До меня Байгозин был особо никем. Хорошо, если человек десять набирал. И встречался в каких-то полуподвальных помещениях. Листовками рекламировался. Лузер, короче, тот еще. Опиум для пэтэушниц и домохозяек из спальных районов. А я… Я статью про него написала. Представляешь, верила, что про него должны узнать все, влезла в комп главного редактора, вывесила статью. Идиотка! Конечно, меня уволили! Конечно, статью потом потерли! Но это ж как снежный ком… Я пошла к конкурентам, так и так, мое издание дискриминирует человека, задвигает реальные материалы, они написали об этом, чтобы насолить своим врагам, а по факту каждой новой статьей они только пиарили Байгозина. Он мне лил воду в уши. Мол, Оленька, ты борешься с несправедливостью. Держись, моя хорошая! Наше патриархальное общество не готово дать женщинам право на личное счастье, все боятся правды… – Ольгу передернуло. – Я с ним жила год. Не горжусь этим, но вот так сложилось. Потом, конечно, узнала, что он спит со всеми, кто ему только приглянется на тренингах. Он жил с мамой, Тань! С мамой! В такой вот обычной хрущевке, в комнате с ковром на стене. И я всерьез считала его крутым мужчиной, самым что ни на есть брутальным самцом. – Ольга чуть ли не силой выдернула из рук официанта кусок торта, отломила большой кусок и пихнула в рот, с наслаждением прикрыв глаза. С таким же видом курильщики после долгих и упорных попыток завязать затягиваются табачным дымом.
– Сейчас он вроде один живет… – Таня попыталась разбавить затянувшуюся паузу.
– Еще бы не жил! Столько денег грести. Но я тебе говорю, кем он был. Мамсик-неудачник. А его мать? Она ж полоумная, там крыша отбита начисто! До фундамента! Коленька то, Коленька се. Это она его таким сделала. Внушила своей поздней детинушке, что краше его на свете не сыскать. Самый умный, самый чудесный. И он ведь поверил! Я до сих пор благодарна той девице, которая не постеснялась раздвинуть ноги перед Коленькой прямо после тренинга. Если бы я не увидела их сама, то так бы тоже и верила, что Байгозин – святой человек, который хочет для меня счастья и добра.
– И ты уволилась?
– Не сразу. – Ольга снова приложилась к шоколадному утешению. – Я каким-то чудом вспомнила, что вообще-то училась на журналиста. И подумала: ну, Коленька, раз ты так, сейчас-то я выведу тебя на чистую воду.