— Их отобьем и без помощи крестоносцев, — заверил я.

— Я тоже так думаю. В любом случае, больше ни в один город не впущу крестоносцев, — решил король и спросил меня: — Что ты предлагаешь?

— Тем, кто хочет остаться, выдели дом в Лиссабоне и земельные наделы неподалеку. Только пусть они принесут тебе тесный оммаж, — посоветовал я. — Остальным дай еще день на грабеж, а потом предложи убираться на корабли. Свою долю с них не требуй, все равно не получишь, только раздразнишь их. В случае невыполнения твоего приказа, пригрози отобрать все награбленное.

— Думаешь, они подчинятся? — спросил король Афонсу.

— Конечно, особенно если предложишь им захватить и ограбить еще один город, — ответил ему. — Я слышал, Алкасер очень богатый и хорошо защищенный город. Пусть плывут и осаждают их.

— Думаешь, они сумеют захватить Алкасер? — поинтересовался король.

— Сумеют — хорошо, у тебя станет на один город больше. Не сумеют — тоже неплохо. За то время, что их здесь не будет, наведешь в Лиссабоне порядок, — ответил я.

— Так и сделаем, — согласился король Афонсу, — если пообещаешь, что поможешь взять Синтру, Палмеллу и Алмаду.

— Можешь не сомневаться, — заверил его. — В моих интересах, чтобы рядом с Лиссабоном не осталось ни одного крупного сарацинского поселения. Хочу остаться в этом городе, если подаришь мне дом, который я захватил.

— Можешь не сомневаться, — улыбнувшись, повторил мои слова Афонсу. — Всем, кто захочет стать моими подданными, дам по дому и кое-что в придачу.

— Вот это правильно! — воскликнул Марк, залпом выпил вино из бокала и протянул его слуге, чтобы тот опять наполнил.

— Надо бы трупы убрать, пока какая-нибудь заразная болезнь не началась, — посоветовал я.

— Как только уйдут крестоносцы, сразу уберем, — пообещал король Афонсу.

— Убитыми завалены все улицы и дворы, — рассказал я. — Сколько жителей было в Лиссабоне?

— Алькальд, который сдался мне в плен, говорил, что перед осадой было около десяти тысяч, — ответил король, — но сарацины — жуткие вруны, так что могло быть намного больше или меньше.

— Интересно, сколько останется после осады?! — молвил я.

Король Афонсу только смущенно гмыкнул в ответ. С одной стороны он был недоволен беспределом крестоносцев, а с другой — без их помощи не получил бы Лиссабон. К высотам власти только один путь — по трупам.

К вечеру город наполнила сладковатая вонь разлагающихся трупов. С океана дул ветер, но помогал не сильно. Я старался не выходить из дома. Занимался подсчетом награбленного. Взяли неплохо. В Англии ради такой добычи пришлось бы выгрести всё до последней тряпки из нескольких городов. Одни только арабские скакуны стоили целое состояние. Пока не делил добычу между своими солдатами, ждал, когда король наградит за взятие Лиссабона. Кому-то нужны будут дома в городе, земельные участки неподалеку и арендаторы на них, а кому-то нет. Посмотрим, что даст Афонсу, а потом всё вместе и поделим.

Сразу после возвращение от короля Португалии послал десять валлийцев и два десятка брабантцев в Алкобасу за продуктами. Того, что мы привезли, хватит от силы на пару дней. Приходится ведь кормить и пленников. Отправил с ними в Алкобасу арабских скакунов. В городе их нечем кормить, в окрестностях тоже все съедено и истоптано. Своих коней под охраной небольшого отряда пасли вдали от города, на берегу реки Тежу.

Латифа познакомила меня с моим сыном. Он был похож на моего старшего от Алены. Когда увидел его, словно бы вернулся в Херсон. Мать назвала его Али, а я решил крестить и дать португальское имя Алехандру. Латифа не возражала и сама креститься.

— Твой бог сильнее, — объяснила она, почему готова поменять религию.

— Если бог есть, то один на всех, — сказал ей, — и без разницы, на каком языке и каким способом будешь ему поклоняться.

После этого поговорил с ее дядей Каримом. Он поверил, что его не убьют, расслабился, стал не таким заносчивым. Даже выпил со мной вина, которое я нашел в погребе главного городского сборщика налогов и, как заверяли бывшие его, а теперь мои слуги, ревностного мусульманина.

— Если хочешь остаться в Лиссабоне, я попрошу у короля, чтобы вернул тебе твой дом. Только придется сменить религию. Мне без разницы, какому богу ты молишься и молишься ли вообще, но новые власти не позволят мусульманину жить здесь, — сказал ему. — Если не хочешь, проведу тебя, твою семью и слуг на противоположный берег Тежу. Поедешь к отцу в Бадахос.

— Отец умер в прошлом году, — сообщил Карим.

— Извини, не знал! — произнес я.

— Мне некуда ехать. Этот дом — все, что у меня осталось, — признался он. — Остальное получили мои старшие братья.

— Я тоже был воспитан в другой религии, но теперь говорю, что католик. Большего от меня никто ничего не требует. — рассказал ему и добавил аргумент, высказанный Латифой: — Бог франков сильнее. Он еще много веков будет побеждать бога мусульман.

— Ты хочешь, чтобы я принял твою религию? — задал Карим вопрос.

— Я же сказал, что мне все равно, — ответил ему. — Но если станешь христианином, сможешь пользоваться всеми преимуществами, которые дает эта религия, станешь чиновником или военным. Латифа сказала, что ты учился в Севилье. Королю Афонсу нужны образованные люди.

— Я хочу быть военным, — сказал Карим.

— Если станешь христианином, порекомендую тебя королю, — пообещал я. — Ему нужны рыцари.

— Хорошо, я крещусь, — согласился он и задал вопрос, который, видимо, давно его мучил: — Почему ты тогда, на галере, не убил меня?

— Не знаю, — ответил я. Не поверит ведь, что я не жестокий человек, не убиваю всех, кого могу, в отличие от других рыцарей. Поэтому сказал по-арабски: — Так было написано.

Имел в виду, что так написано в «Книге судеб». Арабы верят, что при рождении человека ангел — или кто у мусульман за писаря при боге? — пишет в эту книгу судьбу, которую никто не в силах изменить. У них тут хватает своих Ванг и Нострадамусов.

Карима мое объяснение устроило. Заодно оно оправдывало его проигрыш мне. Видимо, проигрыш тоже был написан.

— Мне бы хотелось поучиться у тебя биться на саблях, — попросил он напоследок. — В Севилье никто не владел саблей лучше меня.

— Почему нет?! — сказал я, и мы пошли во двор тренироваться.

На четвертый день крестоносцы начали покидать город. Первыми ушли те, кто решил все-таки добраться до Святой Земли и там грабануть какой-нибудь город. Уплыла примерно половина крестоносцев.

В тот же день сдались Синтра и Палмелла. Мавры побоялись судьбы лиссабонцев, предпочли сдаться королю Португалии. Через два дня сдалась Алмада, и оставшиеся крестоносцы, которые горели желанием поучаствовать в ее захвате и разграблении, начали грузиться на корабли, чтобы отплыть на захват Алкасера. Теперь все побережье бухты Мар-да-Палья принадлежало португальскому королю.