Миссис Берч, похоже, испытывала также потребность объяснить изобилие и экстравагантность пищи на нашем столе.

– Мы сами о себе заботимся, моя дорогая, – сказала она. – Хозяйке невдомек, что тут происходит, да и я уверена, ее это нисколько и не волнует. Она не снисходит до того, чтобы зайти на кухню и потолковать с такими, как я. Меня вызывают к ней в кабинет, чтобы обсудить меню, а потом отправляют прочь на свое место. Она платит по счетам, даже не глядя в них. Мне довелось слышать, как она говорила одной из своих подруг: «Если кому-то хочется волноваться о счетах, так никто и не запрещает!» Ну, раз она так на это смотрит, так я, естественно, кое-что постоянно вписываю в них и для нас. Не слишком много, я ж не воровка, но хорошее угощение раз в месяц мы за все, что мы от нее терпим, вполне заслуживаем.

Когда трапеза подходила к завершению и затихали пикантные разговоры, из столовой раздался звонок. Горничная вскочила и, захватив поднос с кексами и прочей выпечкой, покинула нас.

Мои собеседники принялись расспрашивать меня о леди Хардкасл – о том, как мы устроились на новом месте, откуда мы приехали и чем занимались раньше. Я отвечала им как можно правдивее, но, конечно, далеко не обо всем рассказывала. Тем не менее я дала им понять, что мы с моей хозяйкой намерены разобраться, кто же все-таки убил Фрэнка Пикеринга.

– Да, – кивнул мистер Лэнгдон, – бедняга мистер Пикеринг. А вы знаете, он же работал на Седдонов. Прекрасный молодой человек. Если бы меня спросили, то я бы сказал, что он был куда больше джентльменом, чем его хозяева.

– Вы встречались с ними? – поинтересовалась я.

– Да, пару раз уж точно. Обычно я сопровождаю мистера Седдона в его поездках в качестве камердинера, и мистер Пикеринг иногда бывал там или где-нибудь поблизости. А однажды он заходил к нам сюда, в дом.

– В дом? Это немного необычно, разве не так?

– Конечно. Кстати, это случилось совсем недавно.

– Не предполагаете, зачем он приходил?

– Боюсь, что нет. В тех домах, где мне приходилось работать, не так-то просто что-то случайно услышать. Сами понимаете, толстые стены, плотные двери. Впрочем, когда он пришел, явно был в дурном настроении, а вышел вообще вне себя и даже хлопнул дверью. Так что, полагаю, это была не очень радостная встреча.

Только я собиралась расспросить дворецкого о деталях, как из столовой вновь раздался звонок.

Мистер Лэнгдон встал из-за стола.

– Полагаю, это по мою душу, – сказал он. – Пожалуйста, если получится, оставьте мне кусочек бисквита. Я страсть как неравнодушен к бисквитам со взбитыми сливками.

Он направился в столовую, а наш разговор снова вернулся к более легкомысленным темам вроде проделок молодых слуг.

Когда Лэнгдон вернулся, мы еще смеялись над последней историей, которую в лицах и комичными голосами только что рассказала кухарка Дорис. Дворецкий подошел ко мне, склонился и тихонько шепнул на ухо: «На самом деле, дорогая, это вызывали вас. Леди Хардкасл желает, чтобы вы принесли ей пилюли».

– Конечно, спасибо. – Я встала со стула. – Прошу всех меня извинить – долг зовет.

Я разыскала свою сумочку и тщательно в ней порылась. Леди Хардкасл не захватила с собой никаких «пилюль», но было совершенно ясно, что по каким-то причинам я понадобилась ей в столовой. Поэтому, достав коробку аспирина, я взяла оттуда две таблетки и направилась к двери, в которую, как я заметила, выходил Лэнгдон.

– Сначала прямо по переходу, потом направо, а на втором этаже повернете налево, – сказала мне вдогонку миссис Берч. – А как услышите самодовольную болтовню хозяина, считайте, что вы на месте.

* * *

Обитые деревянными панелями стены коридора были увешаны акварелями с изображениями кораблей и бухты Бристоля, и под каждой из них имелась медная табличка. У двери в столовую стоял ящик для судового компаса, естественно, с самим компасом, а на полке над ним размещался медный судовой колокол. Если бы меня спросили, как одним словом описать убранство в этом месте, я бы назвала его «навигационным».

Сама столовая оказалась просторной комнатой с высокими потолками и стенами, окрашенными в модные бледные оттенки голубого. Она могла бы показаться даже элегантной, если бы не являлась продолжением неуклюжего «навигационного» стиля. У одной из стен помещались другие памятные реликвии: отполированные иллюминаторы, еще один колокол, только на этот раз слегка помятый, товарные накладные в рамках, замысловатая мешанина блоков и канатов корабельного такелажа, еще изображения кораблей, и в довершение всего на самом видном месте над камином висел большой портрет самой миссис Седдон в величественной позе.

Мой опыт пребывания в домах мелкой аристократии говорил о том, что их внутреннее убранство – сплошной хаос. Все пространство забито разными перешедшими по наследству предметами и дорогими побрякушками. Эти вещи приобретались по первому капризу и выставлялись на всеобщее обозрение безо всякой системы. В тех же случаях, когда убранство комнат выполнялось в одном стиле – если вообще встречались такие комнаты, – это были, как правило, спальни: «китайская», «африканская»… Вместе с тем во внутреннем убранстве дома Седдонов было что-то слишком уж нарочитое, слишком демонстративное. Похоже, подумала я, кто-то тут слегка перестарался. Учитывая слова прислуги, не так трудно было догадаться, кто именно.

Обеденный стол имел размеры достаточные, чтобы за ним поместились десять человек, однако сейчас сидели только шестеро. Мистер Седдон занимал место во главе стола, а его жена сидела от него по правую руку. Напротив разместились леди Хардкасл с каким-то краснолицым полнощеким джентльменом, которого я не узнала. Впрочем, он имел отчетливое фамильное сходство с самим Джеймсом Седдоном и, возможно, приходился ему младшим братом. Столь же пухлая дама, видимо его жена, сидела на другой стороне стола.

Рядом с ней со скучающим видом расположился молодой человек лет двадцати с небольшим.

– Послушайте, тетушка Маргарет, не передадите ли мне масло? – сказал он, когда я вошла.

– Передать что, дорогой? – повернулась к нему пухлая дама.

– Масло.

– А где оно?

– Рядом с вашим локтем, – ответил юноша. Он сказал это с высокомерным нетерпением, которое, казалось, совершенно не соответствовало его унылому и неприметному виду.

Затем молодой человек закатил глаза и принялся намазывать маслом последний кусок бублика.

Горничная Мэри разливала чай. Я улыбнулась про себя: набор блюд для ланча, остатки которых стояли на соседней стойке, выглядел значительно скромнее того набора яств, которым меня угощали слуги.

– Армстронг! – Леди Хардкасл подозвала меня кивком. – Благодарю.

Я отдала ей таблетки аспирина, и она тут же проглотила их, а потом снова поблагодарила меня и жестом отослала прочь. Однако, вместо того чтобы удалиться, я в полной мере воспользовалась волшебным даром оставаться невидимой, которым владеют все домашние слуги, и незаметно скользнула в угол комнаты.