— Какие новости?

— Твои родители просыпаются. — Макс выставил передо мной чашку, сыпанул в нее чай из коробочки, залил кипятком. Принюхался. — Гадость, пахнет опилками. В следующий раз угощу тебя настоящим чаем.

Я придвинула к себе чашку. Вообще-то это был лучший чай из всего, что есть в магазине. Уж на что, а на хорошие продукты мама никогда не скупилась. И запах от чашки шел совершенно не опилочный. Как будто я не знаю, как пахнут опилки! Еще неизвестно, чем будет пахнуть его чай. Валежником? Прошлогодними листьями?

— Что будем делать? — Я обхватила руками кружку с нарисованными по бокам рыбками. Она такой же путешественник, как и я, — однажды уже побывала здесь. В прошлый раз ее тоже принес Макс.

— Скоро проснется Антон, и ты снова почувствуешь себя плохо. И так будет до тех пор, пока ты с ними не встретишься.

— Я? — Рыбки скрылись под ладонью — я держалась за чашку, как за спасательный круг.

— Каждый поступок имеет свои последствия. — На стол легла плитка шоколадки в шуршащей фольге. — Иногда специально что-то делают, чтобы добиться определенных результатов…

— Бросаются под поезд, чтобы умереть? — Настроение у меня сегодня с утреца — Маркелова обзавидуется. Мрачнее не придумаешь.

— Закаляются, чтобы не заболеть, — поправили меня. — Мы с тобой познакомились, и твой друг Павел Колосов разглядел, что рядом с ним находится не просто девушка, умеющая владеть саблей, а умная, красивая и очаровательная. От обиды, что не заметил этого раньше, что не он первооткрыватель тайны, Колосов до сих пор ходит вокруг твоего дома. Про Дракона и Валерию можно и не говорить.

— Это ты к чему? — Мне некстати вспомнился портрет на полях Леркиной тетради.

Держать чашку было горячо, ставить боязно — поставлю, и все, растворюсь в окружающей темноте. Эта чашка стала моей связующей нитью с действительностью. Отпущу, и реальность вокруг посыплется как карточный домик. Свет свечи отражался от фольги, в которой лежала шоколадка, слепил глаза.

Макс молчал долго, что было странно. Обычно он мгновенно принимал решение.

— Тебе могут помочь только Смотрители. Они связь установили, они ее и снимут. — Он уговаривал меня как маленького ребенка, по многу раз повторяя одно и то же.

Я потупилась. Холодные пальцы коснулись моего подбородка, и я скользнула лицом в прохладу ладони. Температура опять медленно ползла вверх, и в его объятиях мне было уютно — руки Макса удерживали меня на границе болезни и здоровья.

— Не жалей! — Я отстранилась, помотала головой. Липкий жар окутывал тело, плавил голову, жар растекся по рукам и ногам, делая их неподъемными.

Я все больше и больше оседала, готовая уже свалиться со стула. Чашка выскользнула из пальцев, брызнула горячим чаем, недовольно крякнула, разбиваясь. И мне тут же стало легче.

— Моя чашка! — с сожалением я посмотрела на еще покачивающиеся половинки.

— Что с тобой? — Макс притянул меня к себе, заглянул в глаза. Услышала, как ногой он отодвинул осколки подальше под стол.

— Голова закружилась. Уже прошло.

Он посадил меня на колени, прижал к себе.

— Не бойся, все будет хорошо.

— Ехать не надо! Если гора не идет к Магомету…

— Твой Магомет около горы уже вытоптал всю траву. — Макс сразу догадался, что я собираюсь просить помощи у Олега. — Не думаю, что он сюда придет с пустыми руками. Стать вампиром не так сложно, наши ряды легковосполнимы, а вот Смотрители — вид, занесенный в Красную книгу.

— Зубров тоже почти уничтожили, но потом они быстро размножились в неволе.

— Тогда я запру тебя в мастерской, и ты начнешь размножаться почкованием, — грозно пообешал Макс.

— Я просто буду чаще носить твое кольцо, — честно пообещала я, пытаясь вспомнить, где его оставила. — И никакие беды ко мне не подберутся.

— Дай слово, что не позовешь Олега в город.

Я и не заметила, как недовольно насупилась, опустила голову, посмотрела на любимого исподлобья.

— Дай слово!

— Разговаривать с Олегом здесь будет гораздо проше, чем в Москве.

— В Москве нам нужен только Антон. Вы встретитесь, и он разрушит вашу связь.

— Что ты видел в Москве?

— Ничего особенного. Заглянул к Антону. Он почти все время спит. Я видел, как Борис вводил ему какое-то лекарство. А еще я почувствовал, что где-то рядом вампир.

— Катрин?

— Может быть. Я не разобрал.

— Как они могли ее так быстро поймать?

— Если у них появился хотя бы один ее волос или капля крови, то достать ее уже проще простого.

— Они ее не убили?

— Я не знаю, что они там делают. Но, может быть, я почувствовал не Катрин. Хотя Эдгара ведь нет, остальные разбежались кто куда…

— Кому же там еще быть? Маринка?

— Маринка здесь в городе, — прошелестел его голос. — Именно поэтому не надо, чтобы Смотрители приезжали. Ее легче всего найти. Девочка очень уязвима.

— Она злится на меня за Дэниэла?

— Нет. — Макс коснулся губами моего лба, словно хотел убедиться, что температура пошла на убыль, а значит, Антона снова принялись лечить. — Я рассказал ей, что было на самом деле с моей матерью. Она меня поняла. Но объяснить, что между взрослыми существуют свои отношения, я не смог. Боюсь, тебе самой придется с ней поговорить.

Я поежилась. Вспомнила холодные ненавидящие глаза, бледное напряженное лицо, растрепанные локоны. Я не должна была такое думать, но невольно появилась мысль, что для Маринки лучше было бы умереть, чем стать вампиром. Мне казалось, смерть для нее была бы гуманнее.

— Ты с ней часто встречаешься? — О чем-то я его хотела спросить? Какая-то еще встреча меня волновала, чьи-то глаза…

— Она уже неплохо освоилась, ей не требуются учителя.

— Может, не один ты интересуешься происходящим в Москве? Кстати, а где Лео?

— Лео в своей любимой Франции, в двадцатый раз прогуливается по залам Лувра. Или бродит по музеям Флоренции. Он всегда был неравнодушен к прерафаэлитам.[9]Последние события сильно пошатнули его внутренний мир. А искусство возвращает ему ощущение гармонии.

— Тогда, может, все же Эдгар? Пришел мстить за Грегора…

— Про Эдгара ничего не скажу. Его нельзя обнаружить, если он сам того не захочет. Но если город сейчас пуст, значит, Эдгар ушел, а вслед за ним потянулись все. Сидит сейчас где-нибудь в Китае или Индии. Там своеобразное отношение к смерти, оно нам очень подходит.