Я немного сгустил краски, чтобы ты смог лучше понять характер драконьих заморочек. И хотя культура падших людей порою, действительно, очень напоминает культуру падших драконов, но разница всё же есть и существенная. Человек, чтобы жить, вынужден убивать. Он убивает зверей, чтобы добыть мясо для пищи, а шкуры для одежды…

— Вегетарианцы любят об этом поговорить.

— Пусть они развернут свою проповедь вегетарианства среди северных народов, где единственная доступная пища — животного происхождения, а единственный доступный материал, из которого можно сделать одежду — шкуры животных. И пещерные люди не от хорошей жизни начали охотиться на мамонтов. Растительной пищей не наедались, её не хватало. Да и в любом случае человек вынужден убивать как минимум растения. Чтобы построить дом, надо срубить много деревьев, а ведь они живые. И лён убивают, чтобы сделать льняную ткань. Поэтому и цветы в вазе не шокируют человека. Это всё в рамках обычной человеческой жизни.

Но дракон для жизни убивать отнюдь не вынужден. Ему практически не нужна пища, он создан для того, чтобы питаться энергиями Бога. Ему не нужна одежда, он хорошо одет с рождения. Дракон не строит жилища, пещер хватает, и они нас вполне устраивают. Дракон не создан для убийства, и если он всё-таки убивает, значит таков его добровольный выбор. Дракон убивает из ненависти, из презрения, ради удовлетворения своих низменных страстей. Поэтому любой убивающий дракон гораздо ужаснее, чем убивающий человек. Человеку достаточно быть умеренным, когда он прерывает чью-то жизнь — бери в природе, сколько тебе надо, не больше. Дракон, хоть что-то берущий в природе — уже чудовище. Драконы созданы для неба, им незачем появляться среди людей. Если человек видит дракона, то может не сомневаться, что это страшное существо.

— Но вот я вижу тебя.

— Наша встреча — исключение из всех правил. Ты видишь последнего дракона на земле, который к тому же скоро умрёт. Уже можно.

— А ты встречался раньше с красивыми девушками? Ну… из своих чисто эстетических драконьих соображений.

— Встречался… — Эол тяжело вздохнул. — Я любил одну девушку. И сейчас люблю. И буду любить всегда. Не закатывай глазки, Эврар и избавь меня от неуместной иронии. Любовь дракона не имеет ничего общего с обычной человеческой влюблённостью. Это не просто эстетство. Это сложнее. Но любовь дракона всегда чиста. И всегда трагична.

— Кем же была эта девушка? — очень серьёзно спросил Эврар.

— Ты её знаешь. Во всяком случае, ты знаешь о ней. Это императрица Иоланда.

— А как вы познакомились?

— Как может познакомиться дракон?.. Я её увидел. И если бы ты только знал, что значит для дракона слово «увидел». Если собрать вместе все смысловые оттенки, которые имеет это слово во всех человеческих языках, мы всё равно не сможем приблизится к смыслу того, о чем я говорю. Я что-то мог бы объяснить на древнем драконьем языке, но он для тебя недоступен. «Увидеть» для дракона означает примерно постичь, познать, вместить в свою душу, точнее — сделать частью своей души. Человек часто видит то, что хочет видеть, зрение человека создаёт мир иллюзий, в котором он и проводит свою жизнь. Дракон видит самую суть того, на что обращён его взгляд. Дракон видит глубинный смысл и одновременно воспринимает все оттенки этого смысла. Тогда я впервые увидел, насколько прекрасной может быть человеческая душа, и всё моё существо содрогнулось от чувства недоступности этой красоты.

Я был ещё совсем маленьким, гулял по нашему саду и вдруг увидел, что воздух передо мной как бы задрожал. Мне стало любопытно, я присмотрелся, дрожащий воздух довольно быстро обрёл правильную прямоугольную форму, внутри которой появился зелёный цвет. Там постепенно рождалась какая-то картина, и вскоре я увидел деревья с зелёной листвой, такой же, как в мире, где жили динозавры. Впрочем, листва была не совсем такая, а деревья росли гораздо плотнее. Это был густой лес. Я подумал о том, что в таком лесу совершенно невозможно ходить, но потом увидел меж деревьев тропинку. По тропинке шла маленькая девочка. Она была такая хорошенькая, такая симпатичная, что я, и сам тогда ещё ребёнок, сразу весело закричал: «Девочка, давай играть!». Но девочка, похоже, меня не слышала. И вскоре я понял, что она находится не здесь, а где-то в другом месте. И тогда я стал просто за ней наблюдать. Никогда в жизни я ещё не видел людей, тем более маленьких, так что мне было очень интересно. Походка девочки была упругой, бодрой и жизнерадостной. Белые волосы убраны в хорошенькие хвостики, которые весело подпрыгивали при ходьбе. Я попытался заглянуть в её глаза и поначалу не был впечатлён, ведь я привык к огромным глазам драконов, в которых можно увидеть множество оттенков настроения, а глаза девочки были совсем небольшими и читать в них было затруднительно. Лишь потом я узнал, что по человеческим меркам глаза девочки были огромными. Но вот изображение как бы приблизилось, и я увидел лицо девочки крупным кланом. Впечатление было потрясающим. На лицах папы и мамы имели значение только глаза, всё остальное ничего не выражало, а у девочки всё лицо было подвижным, во всём было настроение. Особенно мне понравились губы, ярко красные, как рубин, но немного в другом роде. И эти губы улыбались, передавая удивительно чистую радость, какую я и сам тогда почувствовал. А зубки были маленькие, аккуратненькие, совсем не похожиена драконьи. Они тоже напоминали драгоценные камни, но я таких ещё не видел. Ещё мне понравилась кожа девочки, она напоминала спелый плод из нашего сада, мне даже захотелось укусить её за щёчку. И я подумал, что поэтому, наверное, мне и нельзя с ней играть, не удержусь ещё и укушу, а зубки-то у меня не как у неё. Длинненькие и остренькие. Драконьи зубки. И тогда я понял, что эта девочка существует для того, чтобы ею любоваться. Я сразу увидел, что её душа так же прекрасна, как и её личико, чувства девочки были чистыми, ясными, прозрачными, словно хрустальными, они так дивно отражались на её лице, что меня это просто заворожило.

А потом на её душу набежало темное облачко. Она шла по дороге давно и, видимо, очень устала. Мне стало жалко девочку. Она легла на придорожный мох и закрыла глазки. Видимо, уснула. Потом изображение исчезло. Я так и не узнал, чем всё закончилось.

Как мне захотелось тогда летать, и чтобы девочка обязательно это увидела, так же, как я её видел. Я ведь тоже довольно симпатичный дракончик. Серебристый, глазастый. И я бы ей, наверное,