священнослужителей. Красные, черные и зелёные редко бывают способны летать в Боге, но они летают в свете. А серые летают в основном по воздуху. Энергии Бога, необходимые для полноценной жизни дракона, красные, черные, зелёные и серые получают исключительно череззолотых и серебристых, хотя мы и не хозяева благодати, а только её трансляторы. А эту замечательную площадь, нашу столицу, подножие нашего небесного храма, где всё так разумно, гармонично и красиво, создали серые. Куда бы мы без них? Драконья иерархия — пример безупречной общественной гармонии. Ты обязательно полюбишь нашу иерархию, когда увидишь её во время богослужения с холма. Запоминай всё вплоть до мельчайших деталей. Ведь завтра ты уже будешь участвовать в богослужении вместе с нами, в серебристом круге. А сейчас, сынок, дай-ка мне немного отдохнуть.

Когда стемнело, папа и мама взмыли в воздух и исчезли в темноте, а Эол забрался на вершину лазуритового холма и устремил взгляд ввысь с трепетом ожидая начала богослужения.

— Ты почти ничего не говоришь про маму, — вклинился Эврар.

— Что можно оказать про любовь, кроме того, что она прекрасна? Моим воспитанием занимался в основном папа. Иногда я задавал вопросы маме, а на смотрела на меня бесконечно любящими глазами и говорила: «Папа тебе всё объяснит». Но мама всегда была рядом, без неё, наверное, и папа не был бы таким, каким был.

Так вот, я всматривался в абсолютно черное небо и вдруг увидел, как высоко-высоко буквально загорелись огнём несколько золотистых драконов. Потом они образовали круг и начали свой танец. Человеку с земли они показались бы крохотными золотистыми звёздочками, но драконье зрение позволяло различить все их движения — величественные, лёгкие и изящные. Этот полёт был воистину молитвой. Потом под небольшим золотым кругом вдруг появился круг серебристых драконов, заметно больший по диаметру. Движения серебристых драконов были немного другими, может быть не столь утончёнными, более земными, но их танец так же поражал своей одухотворённостью. Постепенно в небе стали появляться круги из драконов других каст, всё большего диаметра. Красные были такими деловыми, каждым свои движением они словно раздавали указания. Танец черных был суровым, жестким, отрывистым, это был танец воинов. Зелёные летели, как стихи писали, в них сразу было видно эстетов, утончённых поклонников красоты и мудрости. Но больше всего меня поразил круг серых драконов, которые летели совсем рядом с землёй. Серые были такими же весёлыми, как и всегда, но теперь это было духовное веселье, они чем-то напоминали детей на празднике, хотя такую строго организованную группу детей трудно себе представить. Движения их были очень простыми, бесхитростными, но достаточно тонко продуманными и рациональными — ни одного лишнего жеста. Танец серых поражал своей детальной согласованностью, они как будто стали единым существом, цельным организмом с общим сознанием.

Драконы высших каст танцевали каждый сам по себе, танец любого из них был уникален, неповторим, хотя и вписывался в общую гармонию, но это была гармония отдельных самодостаточных субъектов. А серые словно отрекались от самих себя, сливаясь в единое существо, и былитолько членами общего целого. И в этом тоже была своя красота и своя мудрость, и это тоже требовало особых навыков и способностей, какими вряд ли обладали представители высших каст.

Весь драконий конус целиком являл собой многоуровневую гармонию, чудо внутренней уравновешенности. Каждый фрагмент этого конуса был прекрасен сам по себе, но как часть общего целого он был в тысячу раз прекраснее. Так я увидел не просто разных драконов, а весь драконий мир, как единое существо, в котором было всё необходимое, но не было ничего лишнего. Достоинства каждого дракона умножались достоинствами братьев, а недостатки каждого исчезали, компенсированные братьями. Этот драконий конус был своего рода сверхдраконом, прекраснее которого мог быть, наверное, только Бог.

И вот на вершине драконьего конуса разгорелось пламя божественной энергии, которое стало тихо опускаться вниз и вскоре охватило весь конус. Серые драконы рядом со мной теперь светились так же, как и золотые. Это была высшая точка единства. Это был миг такого счастья, которое не передаваемо не только человеческим, но и драконьим языком.

На следующий день я принял участие в богослужении. Это не составляло проблемы, ведь накануне я видел танец серебристых драконов и запомнил его до мельчайших деталей. Видел я и то, что драконы движутся отнюдь не механически, не по лекалам, каждый вносить в танец что-то своё, рождённое его неповторимой индивидуальностью. У меня тожебыло «своё», и ещё глядя на танец с земли, я уже знал, чем смогу его обогатить.

— И ты ни сколько не переживал от мысли, что можешь сделать что-нибудь не так?

— Вот воистину человеческий вопрос. Дракон не может «сделать что-нибудь не так». Дракон не может испортить общий танец каким-нибудь неуместным движением. Для этого дракон слишком чувствителен и рационален. Если теоретически допустить, что дракон совершил какую-нибудь незначительную ошибку, для него это ровнялось бы самоуничтожению, то есть это попросту невозможно.

— Звучит очень самоуверенно.

— По-человечески это звучит именно так. Но если ты скажешь, что никогда и ни при каких обстоятельствах не забудешь дышать, можно ли это будет считать слишком большой самоуверенностью? Ты просто знаешь, что это так. Драконы тоже кое-что о себе знают. Конечно, я не мог переживать и волноваться накануне моего первого участия в богослужении. Я был исполнен радостного предвкушения. Было не трудно догадаться, что лететь в серебристом круге драконьего конуса гораздо чудеснее, чем смотреть на богослужение с земли, и всё-таки я не представлял себе, насколько это чудеснее. Я ощутил себя органичной частицей драконьего мира, я был всем драконьим миром сразу, я был сверхдраконом — личностью совершенно иного порядка по сравнению с собой обычным. Я почувствовал в себе силу всех каст. И эта сила во время богослужения была в каждом из драконов, от золотого до серого. Мы все были в равной степени в Боге, и те, кто самостоятельно аккумулировал в себе божественные энергии, и те, кто вообще не был к этому способен. Каждый из нас был словно умножен на тысячу.

— Кажется, у вас Церковь вместо государства.

— Да, это так. Если Церковь совершенна, то в государстве нет необходимости. Государство — это инструмент принуждения, а если все члены общества стремятся к Богу, при этом понимая, что могут реализовать своё стремление только сообща, то это уже собрание верных, то естьЦерковь. Тут никого и ни к чему не надо принуждать, и в государстве нет смысла.

Эврар, всё это время сидевший рядом с драконом на камне, встал, размял ноги, немного прошёлся.