— Оно совсем не мое, — обиделся «Академик».

— Ну, это я так, пошутила. В Вашем 95-м мне не даст жить онкология, которая настигнет всего через несколько лет. Жить во второй половине XXI века удобно, но для меня уже не интересно, потому что не останется ни одного знакомого мне человека. Поэтому остается 22-й год, выйду на пенсию, буду ухаживать за правнуками, правда произойдет это еще очень нескоро. Так что мы еще успеем с Вами поработать…

— А сколько, если не секрет?

— Ну, как минимум, лет двадцать. Вы довольны?

— Вполне. А Вы все время будете работать одна, без замены?

— К сожалению, а, может быть, и к счастью, профессия путешественника во времени доступна далеко не каждому, а, точнее, она пока уникальна. И совершенно не понятно, каким сплавом психических и физических свойств должен обладать человек, для того чтобы самостоятельно отправиться в путешествие. Выяснилось, что пока одна я могу не только достаточно свободно выбирать свой маршрут, но и брать с собой одного-двух попутчиков. Так что мне еще придется потрудиться…

— Скажите, а чем можно объяснить Ваше исцеление?

— Вы знаете, моя невестка интуитивно угадала, что это может произойти. Возможно, в путешествии во времени заново происходит сборка всего организма на каком-то чуть ли не молекулярном уровне, и все больные клетки отбраковываются. Когда-нибудь люди и сами научатся это делать, а сейчас я могу предложить Вам только прокатиться на лифте времени.

— Нет, спасибо, как-нибудь в следующий раз, — отшутился «Академик», — у меня пока и в нашем времени дел по горло. Да, вот еще, какой вопрос: «Феникс» — это единственная программа из будущего?

— Вовсе нет. Таких программ несколько, но я считаю «Феникс» самой главной, потому что я русская. Существует еще программа развития Китая. Кстати, не забудьте про восточный «вектор» развития России. Ведь через двадцать лет Китай будет второй экономикой мира, и с ним лучше дружить

В глазах моего собеседника я уловила лукавый огонек и неожиданно заметила, что разговариваем с ним то по-арабски, то на фарси. И уж совсем он выглядел довольным, когда мы стали изъясняться на амхарском.

«Адмирал»

Был уже поздний воскресный вечер, почти ночь, когда закончился его рабочий день. Он вышел из служебной машины, отпустил ординарца и зашел в подъезд ведомственного дома. Дежурный вскочил при виде большого начальства и, приложив руку к виску, принялся рапортовать.

— Вольно, — не дослушав рапорт, коротко приказал он, и все-таки спросил, — надеюсь, все спокойно, — и, немного помедлив, — моя жена не приезжала?

— Никак нет, все спокойно, Ваша жена, товарищ адмирал, не приезжала, — отрапортовал на одном дыхании дежурный.

— Разумеется, — подумал он, — на даче в подмосковном Архангельском не в пример лучше, чем в прожаренной июньским солнцем столице.

Он взял ключи, поднялся по лестнице на свой этаж и отпер дверь. В прихожей было темно, но вместо теплой затхлости давно не проветриваемой квартиры, он почувствовал аромат вареной картошки и пряный запах селедки, заправленной постным маслом, с уксусом и репчатым луком.

Это был запах далекой юности, который он так прекрасно помнил и который неизменно встречал его, когда в редкие поездки в ближнее Подмосковье наведывался в заветную квартирку, о которой знал только он и еще две женщины.

Он быстро прошел в гостиную и, увидав на фоне светлого окна знакомый силуэт, но еще не совсем уверенный, негромко окликнул: — Аля?

Так меня называл только он — мой папа, адмирал, нарком Военно-морского флота страны.

Это был удивительный человек — большой, красивый, самый умный, самый добрый и родной на свете. Я с замиранием сердца следила за каждым его движением, когда он приезжал к нам с мамой сначала в Архангельск, откуда все мы были родом, а потом в Звенигород, где он выхлопотал для нас отдельную квартирку в стареньком домике над рекой.

Из рассказов мамы я помнила, что у них была большая любовь в юности, а потом обстоятельства воинской службы отца разлучили их, и он даже не знал, что родилась я. Когда он стал известным начальником и мама сумела отыскать его, он был уже женат. Однако он сразу признал меня за свою дочь и при встречах всегда заваливал подарками.

Я носила фамилию мамы, а в анкетах напротив фамилии отца писала, что отец погиб в бою в республиканской Испании, что могло быть правдой, потому что отец долгое время был в этой стране и даже участвовал в настоящих морских сражениях.

Я закончила школу с золотой медалью и собиралась поступать в Техническое училище имени Баумана.

Сегодня было воскресенье, 15 июня 1941-го, последний мирный выходной, до войны оставалась всего одна неделя…

— Аля, — снова повторил он уже более уверенно, — ты как здесь оказалась?

Я бросилась к нему, приобняла, одновременно пытаясь не очень сильно приближаться.

— Просто я захотела тебя увидеть, — ответила я заранее приготовленными словами, стараясь не вдаваться в подробности.

— Но как же ты сумела пройти мимо дежурного незамеченной? — не сдавался он.

Отец привык что везде и всегда должен быть порядок, и мое появление здесь было явным его нарушением. А тут налицо было двойное нарушение заведенного им порядка: мало того, что я заявилась в его квартиру, что было строжайше запрещено, но еще умудрилась проскользнуть мимо бдительного дежурного. Однако выяснение причин незаметного появления совершенно не входило в мои планы, поэтому я решила отвлечь его.

— Папа, а ты знаешь, что скоро начнется война? — задала я вопрос, на который он попросту не мог не ответить.

— А кто тебе об этом сказал? — вопросом на вопрос ответил он.

— Да все говорят, — пожала плечами я.

— А ты знаешь, что за распространение слухов тебя могут арестовать? — продолжал отец.

Вместо ответа я совершенно неожиданно для него сняла парик, который в точности копировал косу, которая была у меня в девятнадцать лет, щелкнула выключателем и превратилась в такую, какой была уже довольно давно — в женщину около пятидесяти лет.

От неожиданности отец даже отшатнулся от меня и схватился за кортик, который был на ремне его морской портупеи.

— Кто вы? — ледяным тоном выкрикнул он, — и что вы здесь делаете?

— Папа, я твоя родная дочь, — как можно более убедительно попыталась разъяснить я, — только я вернулась к тебе из далекого будущего такой, какой буду через тридцать лет.

Ты еще увидишь меня в таком возрасте, например, в 1973 году, а вот я тебя таким, как ты сейчас, больше не увижу…

— Вы мне сказки не рассказывайте, — продолжал он