нём всегда случались, все это знали. Держал большую пасеку тут дед Пимен. Возле самого леса. Он был на одной ноге, там тоже какая-то странная история с ним ещё раньше приключилась, как-то странно он свою ногу потерял. Говорили, что он ею выкупил место под пасеку. Так вот, хоть и был он на одной деревянной ноге, но управлялся споро, помощников у него не было, жена у него умерла, с войны его не дождалась, а детей им бог не дал. Так вот, он лошадёнку держал, больше никакого хозяйства у него не было. Кроме пчёл, конечно. Он когда мёд накачает, во флягах на базар отвозил, там сдавал. Конечно, деньги у него водились. Правда, по нему не скажешь. Ходил вечно в затасканных военных брюках, да рубахе, всей латанной-перелатанной. Конечно, недобрые люди всегда найдутся, кто, не работая, хочет богато жить. В деревне рядом, как раз в то время, бабёнка одна жила, Зинка, выпить да покрутиться перед мужиками любила. Вот и завёлся у неё очередной дружок пришлый, тоже не́работь, как и она. И замыслили они деда Пимена ограбить. Подумали, что он одинокий, живёт далеко ото всех, да и на одной ноге. Лёгкая добыча. Они дождались утра, думали, что дед на рынок уедет, не будет его там. И к пасеке пошли. А, забыла сказать, дед-то Пимен был очень верующий. Как в церковь придёт, на коленки упадёт, и всё молится, молится, будто грех на его душе страшный какой. Домик — то у него был маленький, как банька, только кровать, печка да стол, да ещё книги у него были, старинные, он грамотный был. Книги ему достались от его матери, она из города приехала, чтоб поближе к лесу жить. Зинка со своим хахалем подобрались поближе, смотрят, а дед Пимен на пасеке копается, спиной к ним стоит, в шляпе с сеткой. Хахаль остался за дедом наблюдать, а Зинка в его домишко прошмыгнула. Давай там всё перерывать, деньги искать. А у него не шибко много и скарба-то было, она мигом всё прошарила, а денег нет. Она выскользнула из дома, и говорит своему хахалю, что денег там нет. Решили они, что он деньги где-то зарыл. Они уже в раж вошли, уже намечтали себе, что вернутся с богатством, отступать не собирались. А тут такая неудача. А дед всё ходит от улья к улью, что — то там скребёт. Наконец, уже к вечеру, дождались, когда дед Пимен закрыл улей, да к дому пошёл. Хахаль Зинкин выскочил из засады, толкнул деда, тот упал, и хахаль ему к горлу нож приставил, где деньги спрашивает, где их зарыл. А тот хрипит, головой мотает, за нож хватается, уж все руки в крови. Зинка сама испугалась, она же думала, что они только деньги возьмут, деда-то дома не будет, а её хахаль и не думал останавливаться. Совсем рассвирепел, деда пинает, на Зинку орёт, чтобы она замолчала. Разобрали они только, что у деда денег нет, он все их на ремонт церкви отдаёт. И что-то ещё говорит про проклятие. Разозлился хахаль Зинкин, да и полоснул деда по шее ножом. Заорала Зинка благим голосом, да уже поздно, дед не дышит. Тут уж досталось и ей от её хахаля, он и её до синяков отхамаздал. Они деда оттащили на открытое место, как раз на ту поляну, и закопали его. А сами домой пошли. Хахаль Зинке пригрозил, чтобы она языком не болтала, иначе и её рядом с дедом он закопает. Следующий день водкой неудачный грабёж свой заливали. А ночью в избу к ним постучали. Зинка доковыляла до двери, открыла её, а там дед Пимен стоит, весь в крови, на горле страшная рана, еле голова держится. Он говорит, чтобы они ему на могилку крест поставили, и попа пригласили, чтобы он его отпел. Негоже, говорит он, чтобы я, православный, а словно собака какая, был зарыт. У Зинки весь хмель слетел. Закричала она дурным голосом так, что всю улицу перебудила. Выскочил и хахаль, а Зинка сказать ничего не может, только в темноту пальцем показывает, а там уже никого нет. Потом успокоилась, рассказала хахалю, что дед Пимен приходил, и всё остальное тоже. Тот отмахнулся, мол, привиделось спьяну. Убедил Зинку. Она и сама начала думать, что всё это ей привиделось. А на следующую ночь снова стук в дверь, тут уж хахаль Зинкин сам пошёл открывать. Вот и увидел он деда Пимена. Захлопнул он перед ним дверь, вернулся в дом, а у самого руки трясутся. Слова сказать не может. А дед Пимен выходит из-за печки, и говорит им, что он их простил, они даже ему помогли, только они должны за упокой его свечку поставить, попа позвать, да крест на могилке ему поставить. Говорит ещё, что место ему там нравится, он и сам всегда думал, что если помрёт, то не хочет на кладбище, а рядом сл своей пасекой хочет лежать. Зинка со слезами бросилась на колени перед ним, а хахаль забился под лавку. Дед Пимен сказал им всё, и ушёл, через дверь, словно он не покойник был, а живой человек. Как они до утра дождались, сами не помнят. Трезвые оба, водка в глотку им не лезет. А утром хахаль и говорит Зинке, что, наверное, они не добили деда, он выполз, вот и творит сейчас это безобразие. Надо будет проверить могилу. Зинка головой трясёт, не хочет возвращаться на то место, да он на неё цыкнул, и они снова пошли на ту поляну. К обеду дошли, смотрят, а из свежей могилы наполовину макушка деда торчит, седые его волосы ветром колышет. И земля на могилке сырая, а не выветрившаяся, хоть и дождичка не было. Хахаль взял лопату, да сверху ещё земли накидал, чтобы не видно было деда. Копает, а самого его дрожь бьёт, про Зинку и говорить нечего, она глаза закрыла руками, стоит, ревёт. Вернулись домой. А ночью дед Пимен снова пришёл, он даже не стал стучать, а двери открыл, будто и не на задвижке были. И снова спокойно так с ними говорит, будто они друзья его. Наутро хахаль Зинкин собрал вещички и был таков. Даже не попрощался. А Зинка бросилась в церковь и батюшке всё рассказала, как на духу. Ну а там, ясно дело, жандармы приехали, с Зинки показания сняли, на место преступления поехали. А там, в могиле, над холмиком, две макушки торчат. Одна деда Пимена,