— Не моя вина.

— Но ты конечно же видишь, что трудно обвинить кого-то другого, ‑ разумно заметила она. ‑ Сначала ты позволил каким-то трём фукдакам забрать твоё кольцо для носа, которое тебе дала я. Затем ты с двумя другими, которые прежде никогда меня не разочаровывали, не сумел схватить девчонку, с которой я хотела увидеться. Видишь, почему я могу быть вынуждена задуматься о твоём вкладе во всё это?

Саджив забылся и зыркнул на неё:

— Астролог сказал, что эта неделя будет для меня плохой.

Леди сжала кулаки.

— Не говори мне об астрологах! ‑ резко сказала она. ‑ К их лепету прислушиваются только отбросы, от которых всю их жизнь нет никакой пользы. Их слова используют как оправдание отсутствию самосовершенствования, а я такого не терплю!

Саджив выпрямился, побледнев от ярости.

— К чёрту тебя, и к чёрту твоё терпение! ‑ огрызнулся он. ‑ Ты, с твоими манерами и цацками, учишь нас, как быть в банде, а сама никогда не была повязана, ‑ он выбросил вперёд свою правую руку, указав на пару глубоких шрамов от колотых ран на обеих сторонах ладони. ‑ Я кровью заплатил за то, чтобы стать Гадюкой, а ты никогда не платила и никогда не заплатишь! Мы — твоя хренова игрушка, пока твои собственные дети ищут себе золота и власти! Ты заставила Икрума поверить, что сделаешь нас королями Чаммура, но меня тебе не одурачить, и некоторых других — тоже!

Леди сложила ладони у себя на коленях, слушая пристально, будто ученик любимого учителя. Когда Саджив прервался, чтобы перевести дух, тяжело дыша, она отцепила вуаль, закрывавшую нижнюю половину её лица. Улыбка на её губах была тонкой и ледяной.

— Я вижу истину, скрытую в том, что ты неуклюже пытаешься сказать, ‑ сообщила она Садживу. ‑ Ты преподносишь мне ситуацию, которую я должна исправить со всей осторожностью. Щедрый человек дал бы тебе второй шанс, чтобы допустить новую ошибку, ‑ она подняла ладонь. ‑ Или, возможно, так бы поступил только слабый человек.

Саджив понятия не имел, что кто-то подошёл к нему сзади, пока через его голову не был перекинут шёлковый шнур. Он едва успел ахнуть, прежде чем высокий, лысый толстяк, стоявший у него за спиной, натянул шнур одним рывком. Плотные мускулы напряглись под тёмно-коричневой кожей, пока евнух тянул изо всех сил; шнур впился глубоко в шею, перекрывая юноше трахею. Саджив медленно слабел, его отмеченное ожогами лицо сменило цвет с красного на синий, затем на пурпурный. В конце концов его кишечник дал слабину, его содержимое, протекая сквозь штаны, наполнило воздух зловонием.

Леди всё это время сидела с серьёзным видом, с опущенной вуалью и важным выражением глаз. Она даже не сморщила нос от запаха. Когда евнух позволил трупу парня упасть на плитки двора, она встала.

— Избавься от этого, ‑ приказала она. ‑ А эти плитки пусть уберут, затем выложат новые. Другой цвет смотрелся бы мило — красный, я думаю.

Мужчина поклонился. Люди, оскопившие его, также отрезали ему язык, чтобы затребовать больше денег у богатых людей с тайнами.

Леди похлопала его по плечу, как если бы он был псом.

— Ты хорошо поработал. Помойся, прежде чем вновь предстать предо мной, ‑ затем она удалилась внутрь дома.

Эвви удивила Браяра, когда явилась утром. Она не только была чистой от головы до пят, но и отыскала где-то другую одежду. Та, похоже, когда-то была хорошо скроенной льняной сорочкой: у неё отсутствовали рукава, и были маленькие дырки в местах, где раньше были пришиты кружева. Когда-то она могла быть белого цвета, но чрезмерное количество стирок в жёсткой воде с плохим мылом или вообще без мыла сделали её серой.

— Лучше? ‑ требовательно спросила Эвви, раздражённо глядя ему в лицо снизу вверх. Она была без головного убора, и чистые чёрные волосы торчали во все стороны. Браяр заподозрил, что она стригла себя сама — ножом и без зеркала.

— Для начала неплохо, ‑ сказал он и завёл её в дом. Он указал на стол в трапезной. Несмотря на то, что он спал только четыре часа, поздно вернувшись из логова Верблюжьих Потрохов — ещё двое пострадавших явились, когда он уже собирался уходить, — Браяр встал за час до рассвета. Он сходил в местный соук за поношенными вещами. Те аккуратно сложенными лежали на столе, рядом с парой сандалий, которые показались ему впору для Эвви.

 ‑ Иди примерь, ‑ он показал в сторону небольшой кладовой. ‑ Если поспешишь, сможешь поесть, когда выйдешь.

Эвви, собравшаяся было возражать, заметила исходивший паром чайник, а также фиги, финики, хлеб, сыр и мёд в буфете. Она хапнула одежду и метнулась в кладовую, закрыв за собой дверь.

— Не съешь там ничего! ‑ крикнул Браяр. Возможно, следовало попросить её переодеться в комнате, где не было варенья, сушёных фруктов и овощей, лука, буханок хлеба и сыров на полках.

— Я и не ем! ‑ крикнула она в ответ.

Она вскоре вышла, одетая в чистую линялую хлопковую куртку розового цвета, которая была ей впору, и в бежевые рейтузы, которые были чуток велики. Браяр благословил Сэндри, Даджу и Трис, которые научили его разбираться в женской одежде вне зависимости от того, хотел он учиться или нет. Когда он увидел, что Эвви никак не могла правильно завязать розово-лиловый платок, Браяр сделал это сам, удостоверившись, что её ужасная стрижка была скрыта, прежде чем скрутить концы и завязать платок правильным джанальским узлом на затылке. Платок, будучи хлопковым, понял его желание. Он легко устроился на голове девушки, плотно её обхватив.

Как только они закончили, Эвви потянулась за едой.

— Сядь, ‑ приказал ей Браяр. Эвви послушалась, держа фиги в одной руке, кусок сыра — в другой, и кусок хлеба — во рту. Браяр вздохнул: ‑ Мы используем тарелки, ‑ уведомил он её, поставив перед ней блюдо. ‑ И чашки, и ножи.

Он налил чай в её чашку. Он положил нож для хлеба и ложку для мёда, затем переложил на стол остальную еду. Когда она положила фрукты, сыр и остатки хлеба на блюдо, Браяр глянул на аккуратный слой розовой ткани поверх её тощей груди и понял, что забыл кое-что важное. Прежде чем она успела возразить, он крепко повязал льняную салфетку поверх её куртки.

— Ты запачкаешься, ‑ твёрдо сказал он, когда она пискнула. ‑ Я бы предпочёл, чтобы ты всё же не чистую одежду пачкала, если ты не против.

Сдавленный звук из коридора заставил его обернуться. Розторн, уходившая на свою следующую встречу с фермерами, стояла, прислонившись к дверному косяку. Её лицо побагровело от усилий сдержать смех; ей пришлось прикусить себе руку, чтобы заглушить его. Когда Браяр зыркнул на неё, Розторн убрала руку изо рта и расправила рукав.

— Чего смешного? ‑ сварливо потребовал от неё