– А ты что же, забыл? – возмутилась она.

– Скажи, пожалуйста, свое имя.

Хоть гость и начал выговаривать слова полностью, голос его был глухим и хриплым, едва различимым. Девушка приподняла густую, четко очерченную бровь, удивляясь такой настойчивости. Она задумалась: хочет ли он услышать знакомое, какое-то определенное имя, или же, наоборот, молит богов, чтобы она оказалась незнакомкой?

– Гор. Меня зовут Гор.

Усталый вздох – и пальцы на руке девушки разжались. Она брезгливо потерла запястье, будто убирая грязь чужих прикосновений, а гость, так и не представившись сам, выдохнул и упал на большую перьевую подушку, моментально провалившись в сон.

Еще с минуту она смотрела на темные волосы несчастного, обрубленные так же небрежно, как и его борода, на множество шрамов, выглядывающих из-под грязной рубахи, затем сморщилась, уловив неприятный запах сырости. Гор, чьи движения были грациозны, как у быстрой пугливой лани, поспешила зажечь благовоние.

Прозвучал короткий стук, едва слышный человеческому уху. За деревянными ставнями давно стемнело, горели только звезды на небосклоне. В любой другой день Гор выпроводила бы гостя прочь, но не сегодня, не в самую долгую ночь в году. Послышался еще один короткий стук, и, вздрогнув, она посмотрела в окно.

– Еще рано.

Гор никогда не забывала о правиле трех стуков. О правиле, которое знали все живые, но никогда не говорили вслух, дабы о нем не услышали мертвые. Еще стук.

– Я же сказала: рано! – прошипела Гор. Нахмурила брови и резко взмахнула рукой – огонь в камине разгорелся ярче. Тяжело вздохнув, она попыталась взять себя в руки. – Надо завершить приготовления… Этот ад закончится сегодня, но сейчас надо заняться делом.

Дрожащей рукой Гор взяла кувшин и вылила холодную воду в медный таз.

– Пусть испачкала я руки,

Очищаю всё без муки.

Оборачивается год,

вхожу в новый без забот.

Несмотря на то, что маленький дом освещал только огонь небольшого, уже местами сколовшегося камина, хозяйка увидела, как потемнела вода.

– Очищаю также душу, руки, тару и… – подняв взгляд на окно и тут же отскочив от него, Гор охнула. Прямо перед ней стоял юноша. Еще при жизни он всегда казался младше своих лет – и даже смерть этого не изменила. Но Гор знала его точный возраст, она никогда не пропускала его дни рождения.

Грязные от сырой земли каштановые волосы, желтушные синяки на щеках и рубашка, измазанная кровью да торфом. Он смотрел на нее глазами без зрачков, неживой, а по щекам Гор бежали слезы. Мертвец медленно поднес руку к окну. Стук.

– Еще рано, братец.

Он мычал, стонал, затем стал стучать в окно без остановки. Просился домой. Неожиданно голова его упала с плеч, но он успел ее поймать, прижал к себе. А потом, точно кукла в неумелых руках, резко остановился. Как будто только сейчас понял значение ее слов. Развернулся и медленно направился в густой лес.

– Слишком рано… Этот негодяй еще ничего не вспомнил, – прошептала она ему вслед, сжав край столешницы руками. Слезы не переставали течь по ее бледным щекам. Она все еще горевала по нему. Но знала, что, если сегодня она все сделает правильно, он вернется.

Гор закончила с обрядом очищения и, довольная собой, прервалась на горячий травяной чай. Сидя за столом, она смотрела на венок, защищавший дом от зла. Он висел над истрепанной временем дверью, и она подумала: «Какая же ирония – быть той ведьмой, кто хранит в себе все силы умершего ковена, и не иметь возможности их использовать». Ведь без ковена она была ничем. Маленький росток на пустыре, который вот-вот вырвет с корнями и унесет ветер.

Тяжело вздохнув, Гор вгляделась в темную зимнюю чащу. Ветер завывал за окнами, поднимая снежную бурю. Голые ветви березы стучали в окно. Лунный свет за ними казался тусклым, и от этого у Гор складывалось впечатление, что ничто уже не прервет череду неудач и потерь. Заплутав в своих мыслях, она опрометчиво схватилась за чашку: горячий чай тут же обжег тонкие нежные пальцы. Не удержав кипяток в руках, она пролила его на старую книгу заклинаний, лежавшую на столе. «Йоль» – гласила надпись на пожелтевшей странице. Теперь чернила на заголовке поплыли, строчка стала неразборчивой.

– О… черт! – она вскочила со стула и резко схватила книгу, перевернула ее в отчаянных попытках спасти. – Да, давай, негодная, испорти всё, что осталось у тебя от матушки!

– Звать черта в такое время опасно, – пробормотал гость, пытаясь приподняться. Кровать жалобно заскрипела, а следом заскрипели доски на полу.

От неожиданности Гор захлопнула книгу и, осознав, что произошло, тихо застонала. Страх того, что будет с древними словами, когда она вновь раскроет книгу, заставил девушку упрятать ее глубоко в ящик под столом. И явно надолго, ведь, в конце концов, о серьезном колдовстве она давно позабыла.

Чувства к гостю Гор испытывала смешанные. Он ей кое-что обещал. Кое-что очень важное. Но сам гость утверждал, что ничего не помнит. И она подумала, что лучше ему не просыпаться, если он не собирается соблюдать договоренности. Хотя сейчас гость был прав. Сегодня нельзя было так говорить. Стоило следить за языком.

– Извини, я не хотел тебя пугать, – прохрипел гость. Бледность ушла с его лица, слова стали четче.

– Всё в порядке. Меня пугали и похуже, – Гор посмотрела на закрытый ящик стола, тяжело вздохнула. Она соврала. «Всё явно не в порядке», – и недовольно нахмурилась, пытаясь утихомирить бурю возмущения, поднимающуюся в душе.

– Кострами для ведьм? – тихо засмеялся гость, но тут же зашелся лающим кашлем. Ведьма поморщилась – на чем же она могла так нелепо попасться? Или он начал что-то вспоминать? Стоит ли ему напомнить кое о чем?

Он продолжил:

– Дурацкая шутка, извини. Ты спасла меня, а я так тебя отблагодарил.

Мужчина осмотрел Гор с головы до ног: простое длинное темно-зеленое, как тина у застоявшихся вод, платье, а не черное, как ему сначала показалось. Вьющиеся каштановые волосы до пояса, большие голубые глаза и угловатые черты лица.

Гор едва сдержалась, чтобы не сделать гостю замечание. Она ненавидела мужские взгляды и то, с какой похотью ее всегда рассматривали. Она сдержалась лишь потому, что сейчас это был не оценивающий взгляд женатого выпивалы. Это был затуманенный взгляд человека, искавшего свет в конце тоннеля. И она поверила, что он и правда ничего не помнит.

– Как ты дотащила меня до своего порога? Ты на вид такая хрупкая.

– Ты сам пришел.

– Я? Сам? Зачем? – гость почесал голову, взъерошив и без того спутанные волосы. Кое-где в них уже проглядывали седые пряди.

Гор закатила глаза, сложила руки на груди. Она не знала, что ей с ним делать. Как заставить его вспомнить? Может, если она подготовит всё к Йолю, то он вспомнит, зачем сюда пришел?

– Ты так много разговариваешь. Откуда в тебе столько сил?

Гость пожал плечами. Он, приложив немалые усилия, сумел встать с кровати и, сделав первый шаг, чуть не упал. Боль в ноге застала мужчину врасплох. На одежде не было крови или прорех. Была только грязь да мокрые пятна от снега. Они испачкали его рубаху так, словно он прополз немало миль.

– Наверное, не стоит вставать пока, – пробубнил он и улегся обратно.

Гор, не торопясь, убрала со стола остатки чая и приготовила новый. Ей нечего было предложить ему на ужин, но за это совесть ее не мучила. Пустовало все: полки, погреб, земля у дома.

– Слушай, а ты, должно быть, когда-то была замужем?

С чего он задал вопрос, Гор не знала. Если бы за ней и бегал какой-нибудь фигляр, он сразу испарился бы и позабыл о Гор, как только увидел, как она живет. После смерти мамы, которая создавала и берегла в доме уют, Гор еще старалась поддерживать его для брата. Но после смерти брата могла только горевать.

– Нет, – удивленно ответила она. – И мне даже неинтересно, с чего ты это взял.

– Дом ты запустила, но видно, что раньше здесь было хорошо, семья жила. Посуды многовато для тебя одной, – он обвел взглядом полки с домашней утварью, потом посмотрел на печь, что хранила следы былой готовки, а сейчас берегла на себе толстый слой пыли. – Ты красива, но уже не так юна. В твоем возрасте не быть замужней и без детей позорно. По крайней мере в моих краях.

– Каких твоих?

– Не помню.

– Конечно. Имя ты не помнишь, откуда – тоже, а глупые предрассудки помнишь? – Гор усмехнулась. – Может, ты меня обманываешь?

– И не подумаю. Нет чести у воина, что прячется за женскую