Имение было расположено на одном из холмов неподалеку от города. Поначалу дорога шла вдоль крутого обрыва, в густой зелени проглядывали крыши сельских домов. Но очень скоро коляска миновала железнодорожный мост и показалась окраина города. С возвышенности была видна дуга линии электрической конки, дальше над постройками возвышались белые стены амфитеатра, а меж отрогов гор виднелась синяя гладь озера.

Неожиданно на коляску набежала тень; я задрал голову и увидел, как в небесной выси неторопливо плывет громада трансатлантического дирижабля.

Но пожалеть о недавнем крушении собственного летательного аппарата я не успел: под гулкий гудок и стук колес нас обогнал пассажирский состав. За трубой паровоза протянулся длинный шлейф черного дыма, Лилиана закрыла нос надушенным платочком. Лошади раздраженно зафыркали и замотали мордами, и кучер зацокал языком, успокаивая животных.

Я посмотрел на хронометр. На часах было без четверти одиннадцать.

Полдня коту под хвост…

Солнце заметно прогрело воздух, но на открытом пространстве зной не чувствовался, душно и жарко стало, лишь когда въехали в город. Сразу за линией электрической конки я попросил остановиться.

— Стой! — скомандовала Лилиана кучеру и, к моему немалому удивлению, выбралась из коляски вслед за мной.

Рука об руку мы зашагали по тротуару, коляска покатила следом на некотором удалении.

— Можешь снять очки? — попросила вдруг Лилиана.

Я исполнил просьбу и остановился.

— Да?

— Лео, — проникновенно заглянула мне в глаза Лилиана, — я так тебя и не поблагодарила, а ведь ты меня спас. Это был какой-то кошмар!

— Не стоит преувеличивать…

— Преувеличивать?! — охнула она. — Этот газетчик преследовал меня целый месяц! Когда он попытался ворваться в гримерку, его перестали пускать в варьете. Наверное, подкупил кого-то, чтобы узнать, когда я буду уезжать. Не вмешайся ты, я бы пропала. Спасибо!

Я вежливо улыбнулся, но на языке так и вертелся вопрос, какого черта приличная девушка вообще делает в варьете. Спрашивать не стал. Не мое дело.

— Пообедаешь со мной? — предложила Лилиана. — Это самое малое, что я могу для тебя сделать!

Мои мысли были заняты совсем другим, поэтому я бездумно кивнул, сразу передумал и решил отказаться, но было уже поздно.

— Отлично! — затараторила Лилиана. — Ресторан «Старина Джеймс», это в самом центре, на площади Максвелла. Ровно в два. Не опаздывай. — И она, дробно стуча по брусчатке каблучками, убежала к коляске.

Экипаж отъехал, а я замер на месте.

А впрочем, какая разница? Обещание — это не ярмо на шее. К тому же, учитывая мое финансовое состояние, обед за чужой счет был не такой уж плохой идеей.

При мысли о деньгах я машинально сунул пальцы в жилетный кармашек и с изумлением выудил из него три свернутые десятки, новенькие, с идущими подряд номерами.

Тридцать франков! Откуда?! Я ведь точно не брал взятку у фотографа и не обшаривал его карманы, лишив сознания.

Убрав деньги обратно, я поднес пальцы к лицу и ощутил острый запах типографской краски. И сразу из черного провала забытья всплыл очередной кусочек мозаики.

— Гони! — приказал я извозчику, сев рядом.

До полусмерти перепуганный мужичок повиновался и тряхнул поводьями. Экипаж вывернул из переулка и помчался прочь, трясясь и содрогаясь на неровной брусчатке.

Я не спросил, куда мы едем, мне это было неинтересно. Вновь накатило головокружение, от тряски начало тошнить. Запахи неожиданно обострились, и я почуял аромат свежей типографской краски, коим имеют обыкновение благоухать новенькие ассигнации.

Не отдавая отчет в собственных действиях, я сунул руку в карман кучера и вытащил на свет три хрустящие десятки.

Тридцать франков, совсем как обещал фотограф.

Извозчик уставился на меня взглядом затравленного зверя, и этот всполох ужаса в один миг осветил самые потаенные закутки его души. Газетчик подкупил кучера, вот тот и не делал никаких попыток тронуться с места…

Одной рукой я перехватил поводья, другой спихнул мужичка с козел. Он вскрикнул, кувыркнулся и растворился в ночной мгле. А я несколько раз стукнул локтем в стенку экипажа и крикнул:

— Эгей, барышня! Куда едем?!

Я немного постоял, обдумывая это воспоминание, потом мотнул головой и отправился на поиски вчерашнего ломбарда.

Бегство из города придется отложить. Сначала стоит во всем разобраться. Если встреча с Лилианой подстроена и является звеном той же цепи, что и поджог дирижабля, то мой неведомый враг допустил просчет, оставив сразу несколько серьезных зацепок.

Если я побегу — ударят в спину. Выберут подходящий момент и ударят. Так что стоит перехватить инициативу и разворошить осиное гнедо. Нападение неспроста называют лучшей защитой.

Я недобро усмехнулся, достал из жестяной баночки последний леденец и закинул его в рот. Оказался мой любимый — апельсиновый.

Отличное предзнаменование, просто замечательное.

«Гадание на леденцах!» — невесело рассмеялся я и поспешил дальше.

Ломбард отыскал без особого труда; город и в самом деле был разделен на кварталы радиальными бульварами, словно разрезанная на куски пицца. Район я примерно запомнил, пришлось лишь немного побродить в поисках нужного перекрестка.

Выставленные на тротуар столики уличного кафе прятались от палящих лучей солнца в тени полосатого тента; там кто-то сидел, но я не стал приглядываться, распахнул дверь ломбарда и шагнул внутрь, спеша убраться с солнцепека.

— Опять ты! — зевнул при виде меня давешний оценщик и почесался, сунув пальцы за ворот рубахи. — Прижало, что ли?

Вместо ответа я выложил на прилавок пару золотых запонок.

Оценщик просунул руку в окошко решетки, забрал запонки и придирчиво осмотрел товар через увеличительное стекло. Потом тщательно взвесил и с довольным видом ухмыльнулся.

— Другое дело! Дам четвертной.

— Что?! — взорвался я. — Часы стоят полтысячи франков, а ты давал за них жалкую тридцатку! Запонки весят куда меньше, но платишь почти столько же!

— Запонки, — флегматично произнес оценщик, — это запонки. Просто золото, никаких номеров. А дорогие часы — они наперечет. Сверят номер и конфискуют, еще и привлекут за скупку краденого. А стравливать номер — это самому себе статью с земли поднимать. Дураков нет.

Словно утомленный столь длинным монологом, скупщик замолчал, вытер со лба пот и лязгнул кассой.

— Берешь четвертной? — спросил он.

— Только квитанцию выпиши, — потребовал я. — Может, выкуплю еще.

— Ну-ну, — послышалось в ответ.

Но квитанцию в придачу к двум мятым десяткам и надорванной пятерке оценщик все же выдал. Затем потерял ко мне всякий интерес и тоненькой иголочкой принялся накалывать с внутренней стороны запонок номер квитка. Контроль и учет, как он есть.