Но скромный ли парень? И вот тут сложно сказать, вроде он и скромен и тих, но все всегда ожидали от него какой-нибудь выходки, что скорей склонны были считать, и я склонен считать, что характера он был всё же огненного, — огонь в его душе горел всегда как бы в эконом-режиме и при необходимости из синего огонька вспыхивал в жёлтое пламя. Телосложения он был среднего, но так же как-то верилось, что это среднее телосложение имеет возможности весьма прыткие и энергичные, — опять же в неизвестно каких обстоятельствах способное проявить эти качества. В семнадцать лет он уже не первый год жил с супругой (неофициальной разумеется) и у него успел родиться ребёнок, и ребёнок этот умер, не дожив до года своей жизни, — смею предположить, хоть был не вхож в его компанию, что умер ребёнок от их — его жены и его друзей — разгульного образа жизни. Кто знает, что бы вырасло из этого ребёнка, если бы он выжил, — грешная мысль приходит на ум.

В преступной жизни нет ничего оригинального, хотя детям-подросткам и кажется, что это ничто иное, как сама свобода и вовсе не путы, которые будут мучить твою душу всю жизнь и будут мучить твоё тело болезнями до самой смерти. Я не буду описывать образ жизни Лёхи в подробностях, хотя более-менее и знаком с подробностями. Я опишу только первый его «подвиг», который он совершил, будучи ещё школьником. Тогда он был ещё нераспустившийся цветок и никто от него не ждал плохого. У него было много знакомых среди школьников, он особо ни с кем не поддерживал отношения, но все или почти все, как-то его уважали заочно, хотя и знакомство было, как говорится, шапочное.

Как-то раз, в день линейки, в конце учебного года, Лёха шёл по коридору второго этажа школы. В коридоре никого не было, занятия не проводились, а линейка только что была окончена и все расходились по домам. В коридоре никого не было кроме мальчика, на год — на два младше Лёхи, он стоял напротив двери в уборную и Лёхе стало любопытно — чего он стоИт? Он был знаком с этим мальчиком, тоже как-то отдалённо, они всегда во время обучения, встречаясь в коридоре на перемене, дежурно приветствовали друг друга, — без особой радости, а так как-то, просто по привычке. И в этот раз они так же кивнули друг другу и протянули руки для пожиманий.

— Ты чего здесь стои́шь? — улыбнулся Лёха, как-то нехорошо улыбнулся, видимо настроение у него было в ту минуту лукаво-весёлое.

— Я маму жду. — без задней мысли ответил младший Лёхи мальчик.

— Маму ждёшь? — переспросил Лёха, хотя отчётливо слышал слова.

— Ну. — улыбнулся мальчик и по деликатному взгляду его было понятно, что мама в дамской комнате.

Лёха почему-то не пошёл дальше, а встал рядом, о чём-то задумавшись.

Вдруг, он, как ошпареный, быстрым шагом прошёл в соседний туалет с буковкой «м» на двери, и тут же вышел из него, держа в левой руке швабру. Двери в этой школе открывались внутрь, — из-за особенности постройки, — во время реставрации новые двери было удобнее установить так, а не чтобы они открывались наружу, как полагается. Лёха подошёл так же быстро к двери женского туалета и будто со знанием дела — хотя проделывал такое в первый раз в жизни — вставил швабру в рукоять двери и тем самым запер мать этого мальчика внутри.

Мальчик был в недоумении, он думал было начать задавать гневные вопросы, но как-то не решился, — Лёха смотрел на него улыбаясь и тоже молча. Почти сразу с той стороны послышались толчки в дверь.

— Владик! — громко произнесла мать мальчика, — Ты здесь?

Лёха смотрел на мальчика в упор, а мальчик смотрел испуганными глазами на него. Лёха прислонил указательный палец к губам, а затем рукой махнул ему, указывая что бы они, Лёха вместе с ним, сейчас пошли на выход. Мальчик был в замешательстве, — несложно понять его чувства. Он не мог вымолвить слова, но так же и не слушался Лёху и не шёл за ним; он стоял как бесчувственный столб, душой ожидая разрешения этой катастрофы.

— Владик! — ещё громче крикнула мать, — Владик! Ты тут или нет? — и она снова дёргала ручку туда-сюда.

Наконец, через добрую минуту, изверг отстал и отправился восвояси. А мальчик, как только Алексей скрылся из виду, тут же открыл дверь своей маме.

— Мам! Я только на минутку отошёл! Я не знаю кто так сделал! — соврал, откуда-то взяв нужные слова, Владик.

Не станем передавать гнев матери, скажем только, что он был натуральным и красноречивым. Мальчик сам потом долго удивлялся, откуда он придумал такую легенду, ведь за миг до ответа матере, он не знал что ей говорить.

Послесловие.

Раз уж я начал от первого лица, то и закончу. Продолжения миниатюры не будет, так что читателю, ценителю художественного, я советую закончить чтение.

Послесловие моё состоит из одной, подходящей к теме идеи, и я не знал как вплести её в рассказ… Была мысль вооружить этой своей идеей мать Владика, да только мне показалось во-первых это нелаконичным, ну а во-вторых нереалистичным, — врядли у женщин в принципе могут быть какие-то идеи, а особенно у матерей…

А идея моя следующая. Я задумался (уж извините, что опять о себе, — я без задней мысли, не тщеславен отнюдь), я задумался, вот мы, россияни, хотим жить в «правовом государстве», — я тоже хочу. Но мы никак не можем достиДч этого. А всё почему? Потому что воспитаны мы не на законах, а на понятиях. Честно скажу, не знаю, хорошо это или плохо. Я только приведу идею свою, а там уж и хватит. У нас ведь за преступления сажают с четырнадцати лет. Вот. То есть до четырнадцати лет ребёнок живёт — без шуток — по понятиям, — и это с детского сада, — ведь в детском саду