Последнее, что я помнил, – это как я сижу в классной комнате, напротив меня две учительницы, и это было… правильно, вчера, когда Йола…

Нет!

Со звуком разбивающегося стекла ко мне вернулись воспоминания. Во всех мелких ужасных подробностях.

Визит.

Побег.

Авария.

– Йола! – прохрипел я и хотел приподняться, но затея полностью провалилась. Под моей черепной коробкой словно кто-то взорвал ручную гранату. Я схватился за виски в нелепой попытке погасить взрыв и обнаружил, что на голове у меня повязка.

Ким уложила меня обратно в кровать.

– Что случилось? – спросила она.

Наконец-то у меня открылся и второй глаз. Я моргнул и ощутил давление и колющую боль. Вспомнил звук треснувшего лобового стекла.

– Пожалуйста, скажи мне правду.

У Ким были покрасневшие глаза, наверное, как и у меня. Припухшие веки, потрескавшиеся губы, по ее дыханию я чувствовал, что она выпила не одну чашку кофе, пытаясь побороть усталость, и мечтал, чтобы она обняла меня, как часто делала раньше.

– Я… я не знаю… – Мне было тяжело говорить. – Это… был… несчастный случай. За нами гналась полиция…

– Полиция? – удивленно воскликнул чужой мужской голос.

Слева от меня я заметил тень и повернулся в ту сторону. Еще одна граната бесшумно разорвалась.

– Кто вы? – спросил я, когда волна боли несколько утихла, позволяя мне снова открыть правый глаз. Незнакомый мужчина, стоявший рядом с моей кроватью, был одет в светло-серый костюм, рубашка небрежно заправлена в брюки. Документ, который он мне протягивал, вероятно, удостоверял его как сотрудника полиции. А может, он просто показал мне свою семейную карту ИКЕА. Из-за белых пятен, которые танцевали самбу в моем ограниченном поле зрения, я не мог различить.

– Главный комиссар Филипп Стойя, – представился он. – Я хотел бы задать вам несколько вопросов относительно аварии…

Значит, полиция, хорошо. Вероятно, он был в той патрульной машине, которая преследовала нас. Я вспомнил, как кто-то разрезал ремень безопасности.

– Это вы вытащили Йолу из «жука»? – спросил я полицейского.

– Я? – Стойя помотал головой. – С чего вы взяли?

– Да уже не важно, кто это был, – сказал я. – Главное, с ней все в порядке. – Тут я испугался. Ужасное подозрение закралось мне в душу.

– С ней ведь все хорошо? – Я взглянул на жену, которая испуганно прикрыла рот рукой.

Нет, пожалуйста, только не это! Только не говорите мне, что…

– Как она? – прохрипел я. Мне хотелось кричать, но голос отказал.

– Только спокойно, господин Роде. Давайте все по порядку. Я хотел бы задать вам несколько вопросов по обстоятельствам несчастного случая…

– Отстааавииить! – Дверь больничной палаты распахнулась, и кто-то, по звукам напоминающий небольшого слона, уверенно протопал в комнату.

Я услышал, как комиссар тихо произнес: «Дерьмо».

– Именно, Стойя. Дерьмо. На самом деле очень подходящее определение для вашей профессиональной ситуации, когда я разберусь с вами.

На этот раз мне не пришлось поднимать голову, чтобы удостовериться, кто пришел.

Кристоф Маркс.

Тоффи.

Мой друг и адвокат…

Живой пример тому, что не стоит судить человека по его внешнему виду. Его адвокатское бюро располагалось в самой дорогой высотке города, но тот, кто ожидал увидеть благородно седеющего адвоката в костюме, сшитом на заказ, был шокирован, когда на первой встрече неожиданно появлялся волосатый крепыш ростом метр с небольшим, в бейсбольной кепке, шлепанцах и шортах-бермудах. У Тоффи был не только своеобразный стиль в одежде (которому он оставался верен даже зимой!), но и самый большой нос, какой я когда-либо видел. Не нужно много фантазии, чтобы догадаться: школьные годы были для него настоящим адом. Учитывая все унижения и оскорбления, которые Тоффи сносил вплоть до окончания школы, можно считать чудом, что общественность знала его как звездного адвоката, а не как главного героя сообщений СМИ об обезумевшем преступнике, напавшем на нойкельнскую[15] гимназию. Прокуроры, полицейские и даже судьи побаивались его умных шахматных ходов и язвительных насмешек, которыми он одаривал всех, кто уступал его необыкновенному интеллекту. И без диплома психолога любой сторонний наблюдатель скоро понимал, что вербальные атаки Тоффи – это запоздалая месть всем идиотам, кто травил его и издевался над ним в школе.

– Что вы тут стоите и пялитесь, как корова во время колоноскопии? – Тоффи похлопал в толстые ладоши. – Хоп, хоп, хоп, прочь отсюда, домой к маме, пора обедать.

– Тоффи, пожалуйста, – взмолился я. Все внутри меня просто кричало, требуя новостей о состоянии здоровья Йолы. Я не хотел скандалов между мужчинами, тем более с налетом стервозности. – Может, главный комиссар сообщит нам сначала о…

– Нет! – Ледяной взгляд Тоффи, как и новая волна боли, вызванная моей очередной попыткой приподняться на кровати, заставили меня замолчать.

– Не перебарщивайте, – сказал Стойя. – Я просто хочу поговорить с господином Роде.

– Идите к психиатру, если вам нужно с кем-то поговорить. Он арестован?

– Нет.

– У вас есть ордер на арест?

– Я могу его получить, но…

– Отлично. А я могу испортить воздух, когда сижу в туалете.

– Вы омерзительны, – сказал Стойя. – Я никуда не уйду, пока не сниму показания.

Тоффи криво улыбнулся.

– О, Стойя, еще как уйдете. Пока у вас есть выбор: или вы вернетесь за свой Commodore C64[16] – или каким там чудом техники для борьбы с преступностью вас снабдил нищебродский городской сенат – и до конца дня сто раз напечатаете на компьютере фразу «нельзя приставать к невиновным гражданам в больнице». Или же сразу отправитесь к пункту выдачи светоотражающих жилетов. Он понадобится вам на посту регулировщика движения, куда вы попадете, как только я сообщу прессе, что, нарушая все права моего манданта, вы проникли в палату тяжелобольного пациента, чтобы принудить его к даче ложных показаний.

– Ложные показания? Какая глупость, и вы это знаете, – возмутился Стойя, правда уже не так уверенно. Спектакль, разыгранный Тоффи, возымел действие. Как это часто бывало.

Ища поддержки, Стойя перевел взгляд на Ким, но она лишь устало пожала плечами. Тогда он мрачно признал свое поражение и, не попрощавшись, покинул палату.