Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самодовольная улыбка Тоффи исчезла в тот же момент, когда за полицейским с грохотом захлопнулась дверь. Зато его толстый лоб пересекла глубокая морщина.
– Разве я не предупреждал, чтобы ты не разговаривал с фараонами?
Я снова моргнул, и наконец мне удалось открыть левый глаз. В этот момент в голове у меня всплыло предупреждение другого мужчины, которое также было озвучено в больнице: «Вам ни в коем случае нельзя нарушать закон!»
Мой пульс зачастил, сердечные клапаны завибрировали со скоростью трепещущих крыльев колибри. Горло стянуло невидимой петлей, и я мог выдавить одно-единственное слово:
– Йола?
Оба подошли ближе. Ким справа, Тоффи слева.
И оба помотали головами. Я подумал о полицейских перед домом жертвы несчастного случая – губы плотно сжаты, в глазах сочувствие, которое опережает новость, которую они должны сообщить близким.
– Нет! – прохрипел я. – Этого не может быть!
Потом я услышал свое имя и снова открыл глаза, которые, видимо, успел закрыть.
Ким и Тоффи уже не качали головами. Вместо этого они почти синхронно раскрыли рот и задали мне вопрос, который вызвал у меня ощущение, как перед обмороком, только в этот раз я оставался в сознании.
– Где она? – спросили они меня. – Где, черт побери, ты спрятал Йолу?
– Я? – Моя голова разрывалась, словно от ударов молний, хотя я кричал не так громко, как хотел бы. – Это вы должны мне сказать! Йолу вытащили из автомобиля.
– Из автомобиля? Какого автомобиля? – спросила Ким, с трудом сдерживаясь. Глаза, губы, лоб, практически каждый мускул на ее лице нервно подергивался.
– Из «жука»! Сразу после аварии!
– После какой аварии? – спросил у меня Тоффи.
У меня отвисла нижняя челюсть. Должно быть, он шутит. Я указал на свою голову:
– Как ты думаешь, почему у меня эта повязка и я лежу в больнице?
– Это нас тоже интересует, – ответил Тоффи и посмотрел на Ким. – А еще больше – что случилось с твоей дочерью.
– Я… я… – .… понятия не имею, что здесь происходит.
Последнее, что я помнил, был нож, разрезающий ремень безопасности Йолы, и руки, вытаскивающие ее из машины.
– Вероятно, у него амнезия, – предположил Тоффи после того, как я некоторое время смотрел на обоих не шевелясь.
– Нет, глупости, нет у меня никакой амнезии. Я помню, мы были на Кёнигсаллее… э-э… служба опеки… полиция…
Где Йола? Мысль, которая, как рулеточный шарик, вертелась в моей раскалывающейся от боли голове, не давала мне сконцентрироваться и говорить полными предложениями.
– Ладно, только спокойно, – обратился Тоффи как ко мне, так и к Ким, которая нервно вертела обручальное кольцо, и казалось, вот-вот набросится на меня.
– Так что последнее ты помнишь, Макс?
– Удар сбоку. – Я закрыл глаза и снова услышал скрежет металла по асфальту. – За нами гналась полиция, но неожиданно они исчезли и… – Вдруг я все вспомнил. – Ты же должен знать, Тоффи. Мы как раз говорили с тобой по телефону.
Мой друг и адвокат кивнул.
– Связь неожиданно оборвалась. Сейчас ты говоришь, что из-за столкновения?
– Конечно. Или ты думаешь, «жук» сам собой перевернулся?
– Понятия не имею, о чем ты. Протокол о какой-либо полицейской операции на Кёнигсаллее отсутствует, а твой автомобиль пока не найден.
Не найден?
– А откуда тогда вы меня вытащили?
– Из одного здания под снос в Моабите[17].
Что-о-о? Я заморгал, пытаясь в целом осознать слова, которые по отдельности понял акустически, но у меня ничего не получилось.
– Точнее, из какого-то старого полуразрушенного склада у Западного порта. Но пока груша для сноса не раскачивается над головами, в здании устроились берлинские наркоманы.
– Ты несешь какую-то ерунду, – сказал я в слабой надежде, что в следующую секунду раздастся смех, откроется дверь и в палату войдет полицейский и хохочущая Йола с насмешливым «а мы тебя провели». Потом я подумал о беззубой старухе из моего сна, вони и о том, что во сне очень редко чувствуешь запахи.
– Йолы нет? – отважился я спросить немыслимое. Чувство онемения распространилось вниз от моих ушей до плеч, страх за дочь притупил все ощущения, даже боль.
– Нет, ее нет.
– Ни дома, ни у одноклассников, ни на плавании, ни в этом ужасном доме, ее вообще нигде нет, – встряла Ким и всхлипнула. – Она пропала восемнадцать часов назад, все это время ты валялся в отключке в наркотическом опьянении. – Ее голос дрогнул. – Что ты с ней сделал, Макс?
Я с трудом сглотнул, пытаясь побороть слезы.
– Еще раз повторяю, я ничего не сделал. Тем более не принимал наркотики. Я просто увез ее из квартиры…
– Зачем?
– Они были у нас.
– Кто?
– Служба по делам несовершеннолетних.
– Почему? – Вопросы сыпались все быстрее.
– Потому что они хотели забрать Йолу. Ты не поверишь, что они устроили. Пришла Мелани. Принесла с собой документы, заключение какого-то психиатра, якобы родители Йолы ресоциализированы и…
– Глупость, – перебила она меня.
– Да. Я тоже ей так сказал. Такая же глупость, как и то, что мы якобы отменили несколько встреч и не реагировали на письма…
– Чушь! – закричала моя жена, и я понял, что она ставит под сомнение не действия органов опеки, а мои слова.
– Мелани была у нас абсолютно точно не для того, чтобы забрать Йолу.
– Ах нет? Тогда я беседовал с духом или как?
– Понятия не имею, что с тобой. Но ты несешь какой-то бред!
– Я только что позвонил в службу по делам несовершеннолетних, – вмешался Тоффи. – Спросил женщину, чье имя ты назвал мне по телефону.
Я поднял брови и ждал, что он скажет.
– Все так, как говорит Ким. Она там больше не работает.
Что-о-о?
– Мелани Пфайфер уволилась месяц назад. К вам прикрепили другого сотрудника. У них так много работы, что он даже не успел с вами познакомиться.
– Тогда они вовсе не хотели забрать у нас Йолу?
Тоффи помотал головой.
– Вот это и странно в твоей истории, Макс. Не существует ни вчерашнего наряда полиции, ни свидетелей аварии, и даже Мелани Пфайфер больше нет, только заявление биологических родителей на возвращение дочери. Но это требование не обязательно должно быть удовлетворено сегодня и уж точно не без предварительных слушаний, даже если вы и правда не ответили на десяток писем и обращений.